Пуля для карателя

Остальные гневно кричали, сели на корточки, открыли беглый огонь по соседней крыше. Они видели, где прятался Таврин. Тот и не делал тайны из своего присутствия. Эту парочку он мог бы придержать, даже попытаться их ликвидировать, но нельзя же сидеть вечно на этой крыше. Через пять минут дом оцепят — тогда все. Иван бегло выпалил оставшиеся патроны в обойме, заставив противника попятиться. У одного сорвалась нога, покатился пистолет. Он повис, вцепившись руками в конек. Второй бросился ему помогать. Пользуясь оказией, Иван вскочил, кинулся прочь. Перепрыгнул через борт, шмыгнул за какой-то простенок, дальше бежал, не пригибаясь, набирая скорость. Что-то трещало, хрустело под ногами, а он видел только выступ пожарной лестницы на дальнем торце здания. Еще быстрее… На заключительном отрезке он фактически упал и съезжал мягким местом, бороздя пяткой шероховатости крыши. Быстро вниз! Ноги бились о перекладины. Повис в метре от земли, разжал руки… А за углом вдруг послышался пронзительный треск, рев! Вылетел мотоцикл «БМВ» с коляской и тремя членами экипажа, вооруженными до зубов. Они, виляя, летели прямо на него. А он стоял в растерянности — бежать было некуда и обороняться нечем. В последний момент Иван отшатнулся — и мотоцикл, под улюлюканье солдат, промчался мимо. Они видели, что он безоружен, в противном случае давно бы разрядили все свои обоймы. Водитель дал резкий вираж, и мотоцикл остановился, тряхнув задом. Пулеметчик наставил на Таврина свой «косторез», злорадно оскалился. Остальные вскинули автоматы, стали медленно приближаться, с наслаждением смакуя происходящее. Они перебрасывались шуточками, ржали. «Поздравляю, Курт, вы взяли злодея, это было так просто». — «О да, Ганс, это было очень просто. И незачем, как те идиоты, бегать по крышам». Иван пятился, невольно косил по сторонам. Руки висели плетьми, больше не было сил обороняться. По крайней мере, попытался, — невесело подумал он. Поблизости ни одного препятствия, куда можно шмыгнуть. Да и как тут шмыгнуть? Он перехватил насмешливый взгляд пулеметчика. Тот разминал палец на спусковом крючке, глумливо усмехался и выразительно покачал головой: дескать, даже не пробуй.

Иван поднял кулак, чтобы использовать его в третий, заключительный раз, но это был уже не кулак, а что-то синее, распухшее. Заржал широкоплечий солдат с бляхой полевой жандармерии на груди, как-то проворно развернул приклад от себя и послал пулю точно ему в лоб. Сознание мгновенно вышибло, как электричество от сгоревшей пробки…

Глава шестая

А возвращалось сознание в тело долго и неохотно. По всем правилам и нормам, его должны были пристрелить, но почему-то воздержались от немедленной ликвидации. Видимо, восторжествовал банальный расчет. Иван лежал в какой-то неудобной позе на жестких нарах, голову распирал изнутри огненный колючий шар, а снаружи — стальной обруч. Все болело, любое движение приводило к страданиям. Он медленно поднял руку, ощупал лицо. Возможно, не все так плохо — ни гематом, ни кровавых ран, только на лбу прощупывалась небольшая выпуклость. Попытался встать, но стало только хуже. Мышцы скручивала судорога, тошнота поднималась к горлу. Откровенно хотелось подохнуть…

Нет уж, умереть легко, а ты попробуй поживи… — словно нашептывал кто-то в ухо.

Иван сидел на нарах, сжав виски, и понемногу осознавал себя в этом мире. Покрикивали немецкие надсмотрщики, лязгали запоры, работало освещение — впрочем, на последнем экономили. Картинка в глазах обрастала объемом, отдельными красками. Он находился в маленькой клетке. Потолок — совсем рядом, хотя пространство вне узилища было сравнительно разомкнутым и высоким. Три бетонные стены источали сырость и холод, нары, в углу отхожее место, закрытое стальным щитом. Вместо четвертой стены — стальная решетка из вертикальных и горизонтальных прутьев, в решетке дверь, запертая на замок. Что-то смутно знакомое было в этой тюрьме, но он никак не мог вспомнить…

Двое парней с засученными рукавами протащили по коридору безжизненное тело. Мужчина был в исподнем, голова висела, ноги волоклись по полу. За ним тянулся прерывистый след — текло из разбитой головы. Заскрипела стальная дверь — бедолагу кинули в камеру. Через минуту «заплечных дел мастера» возвращались обратно. Они медленно шли вдоль камер, исподлобья посматривая по сторонам — словно искали себе новое развлечение. Тюрьма не пустовала. Иван закрыл глаза, стиснул голову. Тюремщики протащились мимо. Не время геройствовать. Да и вообще — нужно ли?