Судя по всему, эти события могли иметь место весной или летом 1946 года. Но это был период, когда Сталин затеял перетряску в МГБ и, вполне вероятно, знал историю провала агента «Зефир». А Берия уже не имел того влияния в МГБ, которое у него было до весны 46-го. В итоге оба они предпочли не вмешиваться в ситуацию. Кто-то сочтет это предательством, а кто-то – вполне адекватной реакцией на провал в нелегальной деятельности агента. Мол, не умеешь работать – отправляйся в лагерь. Ведь известно выражение Сталина: «У чекиста есть два пути: либо продвижение по службе, либо тюрьма». Продвигать агента «Зефир» было уже не за что, а вот посадить в тюрьму – наоборот. И никакие прошлые заслуги роли уже не играли. Обидно, конечно, но такова была специфика чекистской работы в те годы. Из истории мы знаем десятки случаев, когда наших видных разведчиков сажали за решетку, невзирая на их выдающиеся заслуги в недавнем прошлом (например, во время той же войны).
Итак, свое письмо на имя Берии Федорова написала 20 декабря. Но оно тут же оказалось не на его столе, а на столе Абакумова. Что, собственно, и должно было произойти при той ситуации. Даже непонятно, на что рассчитывала Зоя, отсылая его в Москву через официальные каналы. И реакция последовала незамедлительно. Понимая, что Федорова на одном письме не остановится и будет взывать к своему покровителю и дальше, было снова собрано Особое совещание (оперативность его созыва поражает!). И уже спустя неделю был вынесен новый приговор: заменить Федоровой лагеря тюремными застенками. Исключительно для того, чтобы у Берии (или его людей) не было возможности до нее добраться. Так Зоя Федорова оказалась в знаменитой «крытке» – во Владимирской тюрьме. Своего рода «железная маска», но по-советски.
Узница централа, или «Железная маска» по-советски
Зоя Федорова прибыла во Владимирскую тюрьму в январе 1948 года. А спустя полгода в централе поменялось руководство: новым начальником тюрьмы (а также всего 4-го отдела Тюремного управления МВД СССР) был назначен Михаил Журавлев. Чуть раньше я уже упоминал этого чекиста. Однако напомним его биографию еще раз. В органы НКВД он пришел в январе 1939 года, а до этого был 2-м секретарем Ленинского райкома Ленинградского горкома ВКП(б).
В конце января 1939 года его отправили в качестве наркома в Коми АССР. И именно Журавлев обратил там внимание на секретного агента Николая Кузнецова. Рассказал о нем Леониду Райхману, и тот перевел (поздней осенью 1939 года) Кузнецова (агентурное имя «Колонист») в Москву, чтобы тот работал по немецкой линии. Практически в это же время в Москву из Ленинграда вернулась и Зоя Федорова, чтобы тоже работать на том же направлении, но уже в столице. А в марте 1940 года в Москву перевели и Журавлева, назначив его начальником 5-го отделения 2-го отдела (секретно-политического) ГУГБ НКВД СССР. А это отделение отвечало за работу в среде творческой интеллигенции, к коей относилась и Зоя Федорова, да и Николай Кузнецов, который специально был внедрен в артистическую среду под видом инженера Шмидта. Таким образом, Журавлев мог курировать их обоих.
В феврале 1941 года Журавлев получил повышение – стал начальником УНКВД-УМВД по Московской области – то есть имел отношение к руководству агентурной сетью как в Москве, так и в области. А когда Зоя Федорова угодила во «Владимирку», Журавлев вскоре тоже оказался там в роли начальника централа. Конечно, можно записать все это в случайности, а можно и нет. Если исходить из последнего, то какие мысли приходят на этот счет?