Пулковский меридиан

— Фу-у! Много, сынку! Целый день говорить и то не перескажешь. А как подумаешь — всего десять минут и разговору-то… Что сказал? Вот позвонить Кирюшке надо… «Эвакуации, — сказал, — ни-ка-кой! Забудьте, — говорит, — и думать. Тут не эвакуация нужна, а работа. Все дело, — сказал, — в вас самих, в ваших руках. Надо брать все в свои рабочие руки, самим бить этих-то… На фронте бить, в тылу бить… сразу». Самим! Понимаешь? Про эту штуку, говорит, — вот что флот-то, флот-то хотели… — Про это, — говорит, — товарищ Ленин теперь знает. Он кому следует так голову намылил… Он, — говорит, — сюда написал: «Уж коли питерцев мобилизовать, так для того, чтобы наступать, а не для того, чтобы в казармах вола вертеть…» Не этими словами сказал, но приблизительно. И верно! Да разве все сразу вспомнишь? Опять же про шпионов… «Надо, — говорит, — самим рабочим за это дело взяться… Все проверить: каждый уголок, каждую буржуйскую квартиру… Ни одного подозрительного дома не миновать… Вот домой приду, хоть целую тетрадку испишу, а все по полочкам расставлю, что сказано… Эх, а Кириллу…

— Пап! — перескочив стрелку, спросил, наконец, решившись, Женька. — Пап, а который это Сталин? Это который с трубкой против тебя-то сидел? Такие волосы, как у дяди Миши?

Григорий Николаевич с рассеянным удивлением покосился на сына.

— Он… А ты-то откуда знаешь?

— Я на паровозе был… в окно глядел, — признался сын, и уши его покраснели.

— Гм! — фыркнул старый Федченко. — Скажи на милость — репортер! Наш пострел везде поспел… Да, брат… Я теперь у себя все переверну… Не собьют!

Он замолчал и шел, видимо, ясно представляя себе уже, что и как можно «перевернуть» и на заводе, и в топливной комиссии, и в отряде, в Путиловском рабочем отряде, душой организации которого он был. И Женьке тоже казалось, что он видит, как папка с завтрашнего дня начнет все поворачивать по-новому.

И вот ведь — оба они ошибались. Повернуть дело на этот раз так, как следовало, Григорию Федченке не удалось.

Только пятнадцать долгих лет спустя, когда многое тайное стало явным, открылась и перед бывшим путиловским токарем Федченкой оборотная сторона тех событий. Оказывается, в то самое утро, когда он шел, волнуясь и радуясь, по путям балтийской ветки к вокзалу, — в одном из учреждений города высокий, плотный, виденный раз или два Григорием Николаевичем, но лично не знакомый ему человек не без раздражения сказал своей секретарше:

— Слушайте, Анечка… Позовите-ка мне сюда эту… машинистку! Да, да… так как вы говорите? — он обращался уже к другому собеседнику, пришедшему в его кабинет с целым ворохом каких-то бумаг.

— Что же он? Со Сталиным вознамерился разговаривать? Скажите, пожалуйста! Высоконько забирается. А, собственно, о чем?

Человек с бумагами кривовато усмехнулся.

— Затрудняюсь сказать вам точно на сей раз… Но есть основание думать, что он что-то унюхал… И не очень приятное для нас. Это вообще, — я бы так выразился, — крайне беспокойный… товарищ. Таких, впрочем, теперь тысячи. Все больше и больше! Все их трогает, до всего им — дело, всюду они суют свой нос… Недавно он возмутительно резко отзывался о готовящейся эвакуации заводов. Шут его знает, в конце концов, какие у него конкретные намерения и кто за ним стоит, но… Как раз товарищ Блэр говорил о нем, и тоже…

— Да, само собой, вы правы… Беда, откровенно говоря, с этими «сверхсознательными пролетариями…» Сегодня они толпами стремятся в вагон Сталина; завтра им взбредет в голову адресоваться… ну, хоть — к Дзержинскому. А через полгода они сядут на поезд и отправятся прямо в Кремль, к Ленину… Инициатива масс! «Народ — хозяин своей судьбы», — видите ли! А ну его к лешему, этого вашего Федченку! Вы что советуете?.. На Красную Горку? Гм, гм… Ведь собственно, если верить вашей информации, так это равносильно… А, впрочем — тем лучше… И пусть! Будьте добры, товарищ Бойкова, — отстукайте нам вот такую бумажку…

Машинистка села на свой стульчик. Рычажки ундервуда запрыгали.

«…Ввиду чего, — стрекотали они, — предлагается вам немедленно направить на форт Красная Горка в распоряжение коменданта… товарища Неклюдова… коммунистический отряд из старых путиловцев, численностью… в пятьдесят (50) человек. Командование до прихода на форт возложить на старого пролетария, верного сына партии, рабочего Путиловского завода товарища Федченко Григория Николаевича…»

Через каких-нибудь десять минут бумажка была написана, просмотрена, одобрена. Ее пустили в регистратуру, заклеили в корявый конверт девятнадцатого года и того же 3 июня днем за надлежащими подписями отправили с курьером по надлежащему адресу. К вечеру она уже дошла.

* * *

В эти же самые дни, может быть немного раньше, Федюшка Хромов, сын станционной стрелочницы станции Ямбург, пошел утром удить силяву [26]в реке Луге, правей парома, под старым крепостным валом.