Пулковский меридиан

Было совсем светло — белые ночи! — но во всем чувствовался ранний час, слишком ранний, чтобы такой звонок мог оказаться неважным или случайным.

Раздраженно зевая, неприязненно морщась, председатель прошел по сонной квартире в кабинет.

В открытое окно с улицы лилась спокойная утренняя прохлада. Но ему она показалась неприятной, знобкой. Он не любил таких внезапных несвоевременных звонков: что еще за спешка!

Брюзгливо чвокая зубом, человек этот сел к столу, сердито потянул к себе трубку. В стеклах книжного шкафа напротив отразился он сам, и вся комната, и вывернутая, непонятная перспектива домов за окнами, и бледный огонь неба в той части горизонта, где за легкими тучками уже поднималось далеко забредающее весною к северу утреннее солнце.

— Ну? Что там еще? Что, нельзя было подождать, что ли? — недовольно, досадливо заговорил он.

В трубке защелкало. И, очевидно, в эту же минуту стало ясно, что ждать дальше было действительно невозможно. Зиновьев зябко запахнул левой рукой полу халата, ему вдруг стало холодно.

— Что, что? Как? Когда? Какая… э… какая станция? Так почему же они?.. Да что у вас там трещит, чёрт вас возьми совсем! Какая деревня! Пернов? А, пошли вы!.. Пернов — это в Эстонии, в тылу у белых… Керново? Ну, так и говорите… Довольно. Слушайте-ка!.. Сейчас же дать мне сюда кого-либо… Ну вот этого, как его… Да этого… дежурного по Комитету Обороны… Да что вы там — оглохли?! Быть с докладом… через пятнадцать минут.

Трубка с грохотом легла на вилку. Говоривший на мгновение замер. Потом он снова хотел взять ее. Потом отвел руку. Облокотившись на стол, он бессмысленно глядел в окно, в синеватое пространство за ним. Пухлые пальцы его левой руки барабанили по столу. Кто-то стукнул чем-то в коридоре, и этот человек нервно вздрогнул.

— М-м-да! — тотчас, однако, сказал, он, щурясь, как игрок, который смотрит в окно, а видит или, вернее, хочет увидеть за ним доску, фигуры и длинный ряд ходов, своих и чужих, белых и черных. — Э-э… М-мда! Ну, что же? Теперь — ясно. Это — начало конца. Это — не Дон. Это — не Сибирь. Это — тут же. На плечах. Говорил им… Не верили? «Зиновьев — трус!» Ну вот, теперь сами увидите…

Дежурный по Комитету Обороны прибыл и был принят в восьмом часу утра.

Пока он докладывал, начальство, сгорбясь, глубоко уйдя в кожаное кресло, явно позируя, смотрело не столько на самого докладывавшего, сколько на его отражение в зеркале.

Дежурный был высокий белокурый человек, может быть, из студентов в прошлом (бывали такие статные студенты, члены боевых дружин), но скорее — из рабочих, прошедших какую-то школу в подпольных кружках. Пояс на нем был сильно затянут, на боку висел маузер в деревянной кобуре, сапоги имели вид не просто полученных со склада, а перешитых по ноге в штабной мастерской. Он определенно хотел иметь командирский вид, быть по-военному кратким и точным. Охотно, но еще очень неуклюже, с неправильными ударениями он произносил военные термины: «пл ацдарм», а не «плацд арм»; «тет-де-пон», а не «тэт-дэ-пон».

— Таким образом, — говорил он, — разрешите доложить, что, на взгляд штарма… обстановка создается, внушающая тревогу… Штарм не может полагаться впредь на наличный комсостав. Постольку-поскольку замечены случаи явной нелойяльности… А между тем надо же принимать экстренные меры… Фронт сломан, простите, к чертям собачьим… Ихний правый фланг, разрешите доложить, охватывает левый фланг… Нарвского участка… Вот тут, от Веймарна. Что тут сейчас, я и не знаю… Затем, они все время бьют на десант… И добьются, наверное… при таком положении… На волосовском направлении, разрешите доложить…

Лохматая голова с бабьим лицом председателя медленно поднялась над картой.

— Я, дорогой товарищ, — нудным своим бабьим голосом, пренебрежительно заговорил он, — я-то вам разрешу что угодно мне докладывать… А вот интересно, как мне питерские рабочие разрешат доложить им о… таком… А? Мы, видите ли, шляпы: не заметили, что в штабах у нас — офицерье, шпионы, сволочь! Мы не сумели, мы не доглядели, мы прозевали. Словом — берите дубину и гоните нас ко всем дьяволам, а командиров бейте без разбора. Так, что ли? Да как вы смеете мне докладывать так? Вы что — забыли, кому докладываете? Вас учить надо? Я через час с председателем Совнаркома об этом должен буду по прямому говорить! Что я ему — о своем банкротстве объявить должен? Шутки шутите?!

У дежурного покраснели уши. Слегка нахмурившись, он с недоумением и страхом уставился на начальство. «Позвольте, — промелькнуло у него в голове, — как же это так? Что же он — в первый раз об этом слышит? Ведь он же сам — член Реввоенсовета армии и председатель Петроградского Комитета Обороны… Что же он на меня-то кричит? Я-то тут при чем?» Вся его фигура выразила крайнюю растерянность. «Так… А что же тут делать?»