Каждого новичка в Хибинах обязательно везут на плато Расвумчорр — самое высокое место края. Впечатление огромное — безжизненные горные громады, каменные поля, усеянные мелким гравием, плитами, валунами и глыбами, ущелья, горные цирки, отроги, осыпи... Кажется, что тут все возможно — горы могут ожить и превратиться в богатырей, беседующих о вечных предметах, в небе может зажечься несколько солнц, вон там вполне в состоянии приземлиться межпланетный корабль, прилетевший из окрестностей Сириуса. Камни — останцы называются, от величественных и медленных движений природы, наверно, остались — тронуты желтоватым лишайником, кое-где в летнюю пору пробиваются мелкие бледно-синие цветы.
Когда я в первый раз попал на Расвумчорр, день был летний, ясный, и с высоты плато открывались дали неоглядные — казалось, что весь Кольский полуостров у тебя на ладонях. Под светло-золотистым небом сверкали озера и реки, темнели леса, чуть угадывались очертания городов...
Почти физически в Хибинах чувствуешь время. Конечно, не время суток. Это время тут сильно запутано — полтора месяца в году солнце светит, не заходя, а полтора вообще не появляется: белые ночи, темные дни морочат голову человеку средних широт. И не время года — летом в долинах жара, в горах снег лежит и свистит холодный ветер, а зимой все покрыто снегом, только длится эта зима восемь-девять месяцев. И не историческое время — тут никаких сомнений нет, все ясно: вон в этом чистом небе тянется белый шлейф реактивного самолета, вон самосвал-громадина ссыпает в шестисотметровый колодец-дыру ценную породу — такую дыру сквозь всю толщу Расвумчорра пробить люди могли только во второй половине двадцатого века. Не время суток, не время года, не конкретное время наших дней физически ощущаешь в этих горах, а какое-то чистое, бесконечное, сгущенное, можно даже сказать — окаменевшее время, в один миг соединяющее в себе и поверхность Луны, и динозавра, и реактивный самолет, и вечное небо, и тебя самого, и всех твоих дорогих соотечественников.
Вглядываясь в это окаменевшее время, различаешь бездонное прошлое, отчетливое настоящее и бесконечное будущее.
Вот, например, этот рудоспуск, дыра эта самая, куда, ухая, летит добытая порода — тот самый апатит, «камень плодородия», ради которого и забрались на плато люди. Вот эта дыра. Сколько нужно миллионов лет, чтобы она заросла? Или огромные выемки в боках Гор — год за годом десятки миллионов тонн выковыривают люди из недр здешней природы, горы стали уродливыми, какими-то обкусанными, вывернутыми. Вернутся ли горы когда-нибудь в первозданный вид?
Горы в Хибинах хранят не только апатит, но и множество других полезных ископаемых. Отбирая у гор эти сокровища, люди прорыли густой лабиринт подземных ходов, штолен, шахт. Подземные работы высоко механизированы — бегут электровозы, безотказно работает сигнализация, поражает малолюдность многокилометровых подземных коридоров. Выгребают люди из природы то, что им нужно, а выбрав, уходят и ищут новые залежи.
Больше всего истерзаны Юкспор и Кукисвумчорр — две горы, между которыми лежит небольшой поселок, район Кировска.
В начале тридцатых годов рудник называли «горы», говорили: «производственное совещание гор», «план сорвали горы». Древнее почтение человека перед горами выразилось в языке. Так и мерещится, что скоро прочитаем в газетах: «Горы забастовали», «Горы отказались давать полезные ископаемые» или даже: «Горы рассердились и куда-то ушли».
Но сейчас горы никуда еще не делись, они нависают над Кировском, смотрятся в озеро Большой Вудъявр, морщатся древними складками, похожими на древесные грибы, на бегемотов, на великанов. Среди гор лежит город и словно рвется на простор, ввысь, к свету высокого неба.
Василий Иванович Киров в отношении гор осуществляет особый замысел. Но о замыслах потом, сначала о самом Кирове.
Да, по необъяснимой случайности председателем горисполкома города Кировска работает человек по фамилии Киров, по имени Василий, по отчеству Иванович.