Да, так оно и было, бывал и «кипяток с аппетитом», но при этом и неимоверный заряд веры в свое безусловное приобщение к победному шествию мировой истории. Поэтому и смог поэт, в эпистолярном жанре жалующийся на одолевающие его возрастные недуги, в стихах, почти полстолетия спустя, со светлой грустью вспомнить свою безусую молодость, под наплывающую из дальней дали «сентиментальную речь» полонеза — «тридцатого года Хибины» и дымящую в дощатом бараке печь.
Со светлой грустью...
Исторический день 2 ноября 1926 года, день «высадки» на вершину Расвумчорра, описывает И. Г. Эйхфельд:
«Поездка в горы в такое время года, когда и местные жители — саамы редко покидают долину в погоне за зверем, привлекала меня.
Ехать предстояло в необитаемые горы, по бездорожью, в неустойчивую зимнюю погоду, при коротком полярном дне, когда солнце едва-едва поднимается над горизонтом».
Далее:
«В 10 часов 30 минут мы были уже на самом верху Расвумчоррского плато... Отсюда, с высоты более 1000 метров над уровнем моря, открывалась величественная картина: в розовой дымке тусклого полярного дня терялись пологие склоны гор с сияющими провалами ущельев и долин. Стоим как зачарованные, не в силах тронуться с места. Кругом полное безмолвие и ослепительное сверкание снежных полей. Хотя и полдень, но солнце стоит почти над самым горизонтом, зажигая красным огнем снег под ногами. Наши тени причудливо тянутся по всему плато и теряются за линией обрыва. Термометр показывает минус 15... На краю обрыва мы обнаружили коренные выходы апатитовой породы... наколотили около 50 килограммов образцов, сложили их в рюкзаки и тронулись в обратный путь: до темноты надо спуститься к лагерю».
Это не только восторг первооткрывателя, восторг истомленного Колумба, наконец завидевшего неведомый берег, это и чувство высокого «упоения победой», всегда присущее человеку, охваченному дерзанием во имя благородной цели.
Летопись Хибин быстро накапливала богатства. Спустя менее трех лет, экспедиция геологов — Леонард Антонов, Григорий Пронченко, Михаил Фивег — на себе выволокла на ту же гору первый буровой станок, и 20 августа 1929 года заработала буровая, пошел апатит — «камень плодородия». Историческая дата промышленного освоения Хибин! «Сейд» — по-местному нечистая сила — капитулировал, устрашившись упорства человеческого гения.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Хибинскую эпопею вершили люди, ставшие нам известными, заслужившие свою славу, хотя, конечно, были и нытики, были сомневающиеся и неверующие. Московский институт удобрений набрался смелости отрядить в Хибины группу геологов-разведчиков и образовать там базу. Курьезный факт приводит в очерке «Год 1929‑й» старейший геолог Хибин Леонард Борисович Антонов, участник «выволакивания на себе» в гору ручного бурового станка: «Его мы заказали на свой риск в частной мастерской гражданина Купцова в Москве, в Марьиной роще» — вот и еще одна фамилия «пособника» хибинской эпопеи: ведь год-то 1929‑й, еще существуют в Москве нэпманы («гражданин Купцов» — даже фамилия символическая!). Как вспоминает Л. Б. Антонов, «в геологическом управлении и слушать не хотели о буровом станке», ссылаясь на то, что это «сорвет буровые работы на важнейших участках». Хибины еще не числились в важнейших объектах, они существовали лишь в сфере забот энтузиастов. Поэтому и возник, в порядке частной инициативы, «гражданин Купцов». Его и следует «приплюсовать» к оленеводу Зосиме Куимову: мозаика истории складывается из мельчайших подсобных элементов... И не только радостных...
В тот исторический день 20 августа 1929 года, когда забурилась первая скважина, три дня шла пустая порода, и лишь на четвертый день, с двадцать пятого метра — начался богатый апатит. Празднику предшествовало изнурительное, подлинно геройское упорство людей беззаветной самоотверженности.
Л. Б. Антонов вспоминает: «Июль не баловал хорошей погодой: порывистые холодные ветры, проливные дожди. Промокшая одежда леденила тело. Работать на горе было невыносимо. Из-за погоды затягивалось строительство вышки и установка бурового станка. На строительстве простудился рабочий Сергей Смирнов. Он жаловался на сильные головные боли, недолго проболел и скончался. Председатель профкома собрался было произнести надгробную речь, но только кашлянул и махнул рукой».
«Безумству храбрых поем мы песню!» — кто не знает этих слов буревестника революции — Максима Горького! — Не счесть, сколько сердец было некогда разбужено и зажжено пламенем этих слов. «Безумцы» борьбы за счастье человечества ведают, что венки славы бывают и посмертными. Поэтому и нельзя забыть скромного горняка Сергея Смирнова, первым павшего в битве с сейдом Кукисвумчорра, — побежденная гора и приняла его прах.
Есть еще одна могила первопроходца Хибин. В очерке «Лавина с горы Юкспор» проникновенно рассказал о нем писатель С. Н. Болдырев: это секретарь первой партийной ячейки в Хибинах, насчитывавшей, как он сам писал, «11 человек коммунистов и комсомольцев», Григорий Степанович Пронченко.