Григорий Пронченко — один из трех геологов-разведчков, пришедших на плато Расвумчорр с первой бурильной установкой. В июне 1929 года группа разведчиков с невероятными трудностями, уже в полнейшем изнеможении достигла конечного пункта и разбила лагерь (на том месте сейчас стоит дом бухгалтерии рудоуправления треста «Апатит»). С душевным волнением читаешь признание этого мужественного человека: «Кругом было так дико, неприветливо, сурово и печально, что трудно было верить, как мог сюда пробраться человек... Гуляли ветры, горы находились в ночном свинцовом тумане. Чувствовалась настоящая холодная зима. Быстро разбитая палатка угрюмо покачивалась с боку на бок от сильных порывов ветра. Полотнища ее хлопали и колья шатались. Было это в ночь с 8‑го на 9 июня».
Человек высокой партийной совести, он за всё считал себя первым «в ответе». После того как 5 декабря 1935 года в четыре часа утра, впервые с начала стройки, зловещая непогода обрушила с Юкспора многотонную лавину снегов — снесла с рельсов паровоз, в ледяную могилу превратила два дома со спящими в них людьми, — Пронченко принял на себя обязанности начальника противолавинной службы.
Хибинская стройка не имела еще опыта борьбы со снежным сейдом, этим свирепым заполярным колдуном, способным взрываться гигантскими, грохочущими, как землетрясения, лавинами. Прошли годы накопления научного и практического опыта борьбы с подобными бедствиями. Но Григорий Пронченко не мог ждать, а вернее, он сознавал, что Юкспор не будет дожидаться, что он лишь притаился, а у его подошвы — дома, люди.
Спустя несколько дней после случившейся беды, Григорий Пронченко пошел в гору, на разведку. И коварный сейд, стороживший Юкспор, накрыл его снежным саваном...
«Память о нем свято хранится кировчанами, и его именем названа улица в поселке горняков на 25‑м километре, у подножия горы Юкспор...»
Директором первого в мире Полярного ботанического сада с 1931 по 1960 год был Николай Александрович Аврорин.
Свой очерк «Юность полярного сада» Н. А. Аврорин начал со слов: «Первая пятилетка. В те годы на Крайнем Севере, наверное, самым популярным было слово «первый». Ему также суждено было утвердиться «первым». Далее он пишет: «В 1931 году я, двадцатипятилетний ботаник, был послан Академией наук СССР в Хибины, чтобы завершить ботанические исследования Хибинских гор, прерванные гибелью профессора С. С. Ганешина, заблудившегося в тумане в горах».
Имя профессора С. С. Ганешина тоже следует внести в мартиролог «богатырей» Хибин, — ведь и он отдал жизнь за счастливые улыбки детей, ныне резвящихся на улицах хибинских «населенных пунктов».
Жену Н. А. Аврорин уведомил: «...на Крайнем Севере я первый и последний раз, ботанику тут делать нечего». А остался... на 29 лет! Молодого ботаника академик А. Е. Ферсман напутствовал словами: «Ваша задача будет решена, когда на каждом окне будут цветы».
Я уже упоминал, что, когда в присутствии А. Е. Ферсмана я выразил смущение по поводу того, что люди еще живут в бараках и палатках, а в редакции «Хибиногорского рабочего» на столе — букетик цветов, академик воскликнул, что без цветов люди Севера будут болеть душевной цингой.
До чего мудр был Александр Евгеньевич Ферсман, но даже он не мог предвидеть: «Началась Великая Отечественная война, — вспоминает Н. А. Аврорин. — Кольская база Академии наук СССР, кроме ботанического сада, эвакуировалась в Сыктывкар. В саду же осталось лишь десять человек. Мы стремились сохранить наши коллекции и в то же время занимались выращиванием огородной рассады для населения и лекарственных растений для госпиталей. Суровая обстановка прифронтовой области не только не погасила в людях тяги к красоте, но, наоборот, обострила эту извечную любовь человека к прекрасным творениям природы. Мы едва успевали удовлетворять спрос на букеты для раненых и приезжавших на отдых с фронта бойцов. По просьбе командования Северного флота мы устроили клумбы на базе подводников».
Ботанический сад, снабжая раненых бойцов цветами, не только утолял извечную тягу человека к прекрасному, но еще и поддерживал их концентратом из местного витаминного сырья. Ведь и эти штрихи военной страды многое расскажут нашим потомкам, послужат раздумием для исследователей богатырских деяний нашей Советской родины.