Каролина пыталась представить навигационную карту. Марсель лежит на сорок третьем градусе северной широты. Они плывут уже два дня. Еще четыре дня, и они войдут в порт Марселя. Она взяла в руки зеркало. Удастся ли ей за это время сгладить следы, оставленные на ее лице пустыней? Все время, что они плыли, Каролина без устали занималась собой – и ничем другим. Быстрее всего результат ее усилий сказался на волосах. Они снова стали мягкими и блестящими. И загар на лице заметно побледнел – ведь по европейским меркам красоты загар считался отвратительным. Те места, что не всегда были на солнце, теперь снова могли похвастаться перламутровым оттенком кожи. Труднее всего, конечно, было с руками. У локтя была видна четкая граница между загорелой кожей и более бледной, прикрытой рукавами. На шее тоже была видна такая линия. К счастью, платья, что она нашла в сундуках каюты, были с высоким воротом и длинными рукавами.
Каролина развязала пояс халата и, прежде чем снять его, подошла к двери и задвинула засов. Платье лежало на спинке кожаного кресла – красно-белое, с желтой вышивкой. Было видно, что никто еще не надевал его. На ее вопрос о происхождении этих сундуков с платьями Мора, пожав плечами и многозначительно усмехнувшись, ответил, что пиратские суда всегда имеют на борту нечто подобное.
Одевшись, она снова взяла в руки зеркало. Простой покрой платья со стоячим воротничком придавал ее облику юношескую свежесть. Это впечатление еще усиливалось благодаря распущенным волосам, перехваченным белой лентой. Она пристально вглядывалась в зеркало. Станет ли она снова такой, какой была еще год назад? Или ее молодость и красота обречены отныне влачить такое же бессмысленное существование, как молодое сердце в увядшем теле?
Стол в капитанской каюте был накрыт с варварской роскошью. Золотые тарелки, золотые приборы, чьи ручки были так перегружены украшениями, что едва умещались в руке. Искрящийся хрусталь, два шестирожковых подсвечника, укрепленных на столе. Мора, Каролину и Симона обслуживали четверо матросов.
Поначалу Мора пытался управляться с ножом и вилкой, но вскоре вернулся к более привычным и удобным для него арабским манерам. Отставив мизинец, он правой рукой захватывал пищу и скатывал ее в маленькие шарики. Они исчезали в его рту так быстро, что оставалось только удивляться. После того, как был сервирован десерт, он опустил пальцы в чашу с водой, стоящую перед ним. Потом довольно откинулся на спинку стула.
– Школа безделья. Ну и наделали вы дел! Пожалуй, я готов долго так прожить!
Салон наполнился запахом кофе. Мора сделал матросам знак удалиться. Сидя на ковре со скрещенными ногами, он сам обслуживал Симона и Каролину, протягивая им сахар, предлагал молотый перец и абрикосовый ликер. Рядом с маленькими кофейными чашечками стояли бокалы с ледяной водой. Мора хлопнул в ладоши и попросил принести курительные трубки. Он с явным удовольствием наблюдал за тем немым ожесточением, с которым воспринимали его люди эту новую, далекую от пиратской жизнь.
– Два дня спокойного плавания – а они уже маются, будто попали на каторгу. Я только надеюсь, что после такого поста они с удвоенной силой ринутся в бой. Недаром же соколов и охотничьих собак заставляют поголодать перед охотой. Ну а вы? Как вам нравится находиться среди укрощенных пиратов, мадам?
– Кофе и конфеты просто превосходны. Вы должны открыть мне секрет их приготовления. Я бы с удовольствием записала рецепты многих других блюд. Ваш кок сделал бы неплохую карьеру в Париже.
Мора громко расхохотался:
– Сходите на камбуз и скажите ему об этом сами. Правда, я не думаю, что Канкель придет в восторг от вашего предложения. Он француз, но бешено ненавидит все французское. У него на плече выжжена лилия, и он сбежал из каторжной тюрьмы. Когда дело касается наказаний, мы, мусульмане, просто дети по сравнению с европейцами. Мы всего лишь убиваем. А вы устраиваете ад на земле. Мы жестоки, но нам далеко до вас. Когда я был мальчиком, мне пришлось двенадцать часов простоять на коленях на поленьях за то, что рассмеялся в церкви. Это было в нашей деревне в Морецци, что в Сардинии. Я вероотступник. И никто меня к этому не принуждал. Я добровольно отрекся от этой веры.
Аромат кофе смешивался с запахом табака. Каролине было хорошо. Уже два часа ей удавалось не думать о себе. Как приятно находиться в обществе мужчин, которые не испытывают к тебе ни вожделения, ни страсти! С громким криком один из матросов ворвался в салон:
– Корабль, капитан!
– Какой флаг?
– Еще непонятно. Но он явно гонится за нами.
Каролина бросила быстрый взгляд на Симона. Она все еще не знала, какие вести передал Симон герцогу. Она не спрашивала, а он молчал. Мора вскочил:
– Если вы хотите увидеть, на что способны мои люди, пойдемте со мной!
На палубе царило бурное оживление. Матросы спешили на свои боевые посты. На флагштоке было пусто.
– Почему мы не поднимем французский флаг? – заинтересовалась Каролина.