Пурпурный. Как один человек изобрел цвет, изменивший мир

В первом абзаце «Ведьмы из Эксмура» Маргарет Дрэббл мы узнаем, что «окна открываются на террасу и лужайку, а оттенки свисающих глициний меняются от светло-розового мова до фиолетового. Цветут розы». Это наиболее часто встречающийся пурпурный в наши дни, мов садов. Но и здесь садоводы также субъективны, как романисты: даже сейчас, особенно сейчас, мов уже не один цвет, как оранжевый. Он охватывает оттенки от лилового до ярко-фиолетового в зависимости от освещения, умения описывать, памяти и воспитания. У всех свой мов, каким бы он ни был.

В начале «Как я нашел ее» Роуз Тремейн персонаж также вспоминает счастливое детство: «Это было в день до отъезда из дома в Девоне, перед тем как мы поехали в Париж. Я могла бы описать его как день, когда началась моя настоящая жизнь. На маме была маленькая узкая маечка цвета мов и какая-то кофта-накидка, купленная в индийском магазине».

Таким образом, мов часто вспоминают как оттенок из прошлого. Он редко представляется современным цветом. Но в начале 1999 года человек по имени Джеффри Хьюз, англичанин с необычными целями, живущий в Сан-Франциско, дал этому цвету вторую жизнь. Мужчина проводил время в самолетном ангаре в пустыне Мохаве, где его компания, Rotary Rocket, создала кое-что под названием Ротон. Это должна была быть первая в мире частная космическая ракета, которую можно использовать несколько раз. С ее помощью можно бы было отправлять спутники в космос, а потом через пару часов возвращаться за новым грузом. В итоге эта ракета также будет перевозить богатых пассажиров, готовых заплатить за игру в космонавтов.

Прототип впечатлял, но посетителей также завораживал огромный занавес цвета мов, закрывающий низ двигателей ракеты. «Этот занавес выполнен в фирменных цветах, – объяснил Хьюз. – Как и балки в амбаре, он призван скрыть достаточно неприглядную нижнюю часть “авиационного трапа”, по которому можно подняться на борт, а также компьютеры внизу. А еще занавес служит “экраном целомудрия” для тех, кто поднимается по лестнице в юбке».

Перкину бы это понравилось: придуманный им цвет помогает женщинам и шотландцам отправиться на Луну.

Легко представить, что Перкин снился мне пару раз. Один раз он поведал нечто личное: его коллеги в Гринфорде звали его Пятнашкой (Stainchild), миссис Своффилд ужасно играла на гармони, галстуки в «Дельмонико» были не того оттенка, а также сообщил, как он был рад, что Кох и Росс получили Нобелевскую премию. Еще он сказал, что ужасно скучал по отцу и надеялся, что вскоре изобретут искусственный хинин. Перкин добавил, что хотел бы, чтобы его запомнили за работу над магнитной вращательной способностью.

В другой раз он рассказал мне об ужасном состоянии его могилы. Посаженная им марена проникла в гроб и перевернула его. Произошло странное газообразование. До похорон семья накрыла его тело шелковыми квадратиками, окрашенными в разные изобретенные им цвета. Фуксин вызвал раздражение на руках, лишь усугубленные протечками из канала возле фабрики – сточными водами, которые когда-то уничтожили траву. А уголь теперь врезался ему в спину и бока в виде острых камней, смешанных с кампешевым и сандаловым деревом, сафлором. От такого напора казалось, что его тело превратилось в один большой синяк.

Во время моих визитов в Имперский колледж стало очевидно, насколько слаба связь между современными амбициозными студентами-химиками и их викторианскими предшественниками. Будущее было слишком будоражащим, чтобы оглядываться на прошлое. Войдя в лабораторию Перкина для последнего анализа сложного углерода, они словно не обращали особого внимания на предметы вокруг. Но студенты писали конспекты на синих iMac, фотографировали друзей с помощью одноразовых Kodak, брызгались духами Calvin Klein и справлялись с головной болью с помощью аспирина. Одежда молодежи не была полностью черной; некоторые были в синем, зеленом, даже желтом. И они вели себя так, словно эти цвета были самой обыденной вещью в мире.

В ноябре 2000 года, через два месяца после выхода этой книги в твердой обложке, я получил письмо от женщины по имени Венди Блюден. У нее были важные новости: она нашла могилу Перкина. Венди пояснила, что отыскала ее два года назад вместе с мужем и что та располагалась к северо-востоку от церкви, а могильный камень стоял лицом к Роксет-хилл.

– Возможно, вы гадаете, почему мы искали эту могилу, – писала Венди. – Ответ таков: я его праправнучка.

Родившись в Шотландии, Венди переехала в Пиннер несколько лет назад и теперь живет неподалеку от Садбери, где и обнаружила места под названиями Перкин-клоуз и Честнат-авеню. В ее гостиной стоит прекрасная бронзовая чаша для пунша, подаренная Перкину во время путешествия в Бостон в 1906 году.