Пушки и колокола

– Ты, князь, поступай, как ладным считаешь, – ничуть не смутился таким ответом визитер, – да мне просто укажи, как потешников одеть так, чтобы любой сразумел: то – княжья гроза. А сразумев, склонился перед силищей такой, что сметет все на пути своем. А что накладно, так то не беспокойся. Серебром, вон, с ног до головы осыпал, чего же мне и тебе в ответ благодать не составить? Я и сукна сроблю, и с пошивом управлюсь; ту заботу мне оставь. Тем паче что оно все тоже не махом единым одолеется. Оно мало-помалу, а там и с Божьей помощью управимся.

– Чтобы, говоришь, ворог каждый уразумел да склонился, – все еще колеблясь, проворчал Дмитрий Иванович. – А гонцы на что? Не перед одежками кланяются, да перед силою грозною. А ты вон что скоморохов вырядить их желаешь. Тоже мне – гроза: армия скоморошья!

– Скоморохов ты хоть в парчу наряди, да все равно – срам один. А ты мужей грозных одень в сукно доброе: мол, даже и на смерть, как на праздник великий, так и врагу до сечи еще – страх. Не так, что ли?

– Одежка-то такая на сечу и одну. А потом либо латай, либо новый. Чего доброго-то?

– А того, что люди у тебя всегда заняты: и суконщики, и ткачи, и бабы, что за прядильными станками сидят.

– Ох, Никола, – оскалился вдруг князь, – снова все хитришь да вертишь? Опять удумал чего-то. Ведь сказано было: как повзрослеет княжич, так и мальцов всех по округе разгоним. Негоже смерду оружие в руки, да при княжиче рядом! Не его то забота, но бояр, холопов боевых да дружинников. На что тогда траты те?! – не давая и слова вставить, напирал Донской. – Выкладывай давай!

– Да чего тут хитрить, – Николай Сергеевич лишь пожал плечами. – Купцы, вон, сукно везут в земли далекие продавать?

– Везут, – согласился его собеседник.

– Так и на Русь везут, верно ведь.

– Так ты мне не путай! Сюда-то везут тонкой работы! Той, что здесь и не сробить!

– Вот то-то и оно, – отвечал трудовик. – Там уже мануфактуры да специализации. Так что у каждого свое дело. А в княжестве Московском – кто во что горазд. Вон артели подниматься только и начали. Так и хочу, чтобы на Руси премудрости осваивали да тонкой работы материал начали.

– Так и укупи! Вон мало, что ли, ткачей в Москве.

– Сам же говаривал: как липку обдерут! Да и потом: каждый по-своему ладит, да красит, да пряжу укупает. Вот и получатся одежки у всех – что петухи пестрые. Негоже так. Все едино должно быть.

– Что, – усмехнулся Дмитрий Донской, – и спаситель, и учитель, и все то – чужеродец?

– Ты, князь, попусту смеешься, – развел руками Николай Сергеевич.

– Ну-ка, растолкуй, – присев на стулец, князь требовательно поглядел на пожилого человека. – Чего это попусту?

– А того хотя бы, – спокойно ответил школьный преподаватель, – что ты княжество свое Русью Великой зовешь.

– А со слов твоих о грядущем и зову. Ведь и ты о том мыслишь, или путаю я чего?

– Прав ты, князь, – согласился пришелец. – Только у тебя ратная сила поперву задумывается, а я – за науки беспокоюсь.

– Ведомо мне то. Говаривал, да и не раз уже. Вон Киприан за учеными для университета твоего отправился.

– Так и науки-то сами по себе не появятся. Почто тебе, князь, тулуп летом?

– Так и нет в нем надобности. То – зимой. А летом – нет, – решительно мотнул головой муж.

– Так и наука, что тулуп добротный. Сама и не нужна никому.

– Так и на что тогда печешься о ней?

– А того, что нужна она становится, когда до дела доходит. Вон чугун лить – чем не наука? Да ведь просто так и не будешь ни уголь, ни крицу, ни время переводить, верно ведь?

– Верно.

– А как пушки сладить сподобились, так и нужной стала. А ядра лить – та же наука, да нам пока не дается! А из пушек бить? Сам видел – наука, с коей из четырех бомбардиров один сладил только. Наука, обучать которой надобно бы. А чугунки лить ведь тоже – наука! – удачно ввернул учитель. – Вон как освоили, так и серебро тебе в казну потекло!

– Нечего сказать поперек, – чуть подумав, согласился Великий князь Московский.

– А строй боевой? А то, чем сейчас Милован с Твердом занимаются, отроков уча валы крепостные брать? Та же наука самая. Или Ждан чем мается? Уж, казалось, сколько веков отцы и деды занимались тем же, так и про вещи простые не ведали.

– А ты и не показал еще ничего, – насупился в ответ Дмитрий Иванович, но тут же отошел и, усмехнувшись, добавил: – Ладные слова твои, Никола. Да и дела с ними не расходятся. Будь по-твоему. Вот только пороху от тебя пока и не увидал. Что, с науками твоими со всеми, не ладится?

– Не ладится, – честно признался преподаватель, про себя чертыхнувшись о том, что в голове снова зазвенели похабные частушки «Самары-городка».

– Чего морщишься-то? – хоть и секундным замешательство то было, но и оно не скрылось от взгляда Дмитрия Ивановича.

– Да тут… Вспомнилась песнь срамная. Из грядущего.

– А ну, спой! – неожиданно потребовал князь.

– Да на что она тебе! Похабная же!

– А чего тогда вспомнил?

– Ну мне откуда ведать-то?! Ты, что ли, думами своими правишь?

– Спой, велено! – впервые за все время разговора повысил голос князь московский.

– Ну скоморох я, что ли?

– Велю, так и скоморохом станешь!