Пушки острова Наварон

Сделав глубокий вдох, он ухватился пальцами за край крышки. Матрос, стоявший у края люка (другой его край находился возле самой переборки), последовал его примеру. Оба напряглись так, что их спины и мышцы ног задрожали от натуги. Лицо Кэррингтона налилось кровью, в ушах застучало. Он выпрямился. Так они только надорвутся; эта проклятая крышка не сдвинулась ни на йоту. Немало, видно, пришлось положить труда, чтобы приоткрыть ее. «Хоть люди и измучены, но ведь должны же они вдвоем приподнять край крышки», – подумал Кэррингтон. Выходит, заело шарниры. Но возможен и перекос палубы. Если же это так, размышлял первый офицер, то и с помощью талей ничего не сделать. Когда необходим рывок, от талей нет никакого проку: как их ни набей, слабина всегда остается.

Опустившись на колени, он прижал губы к щели.

– Эй, внизу! – крикнул он. – Вы меня слышите?

– Слышим, – послышался слабый, приглушенный голос. – Ради бога, вызволите нас отсюда. Мы будто крысы в мышеловке.

– Это вы, Брайерли? Не беспокойтесь, мы вас вызволим. Много ли там у вас воды?

– Какая тут к черту вода? Одна нефть. Наверное, повреждена левая топливная цистерна. Кольцевой коридор, должно быть, тоже затоплен.

– Высок ли уровень воды?

– Помещение затоплено на три четверти! Стоим на генераторах, цепляемся за щиты. Один из ребят сорвался. Мы не смогли его удержать. – В голосе, хотя и приглушенном люком, явственно слышалась тревога, почти отчаяние. – Поторопитесь, умоляем вас!

– Вам говорят, вызволим! – резко, властно произнес Кэррингтон. Уверенности в том, что он сказал, у него самого не было, однако он и виду не подал, иначе среди тех, кто оказался в западне, быстро распространилась бы паника. – Снизу не можете нажать?

– На трапе только один человек может поместиться, – крикнул Брайерли. – Никакого упора нет.

Он неожиданно умолк, послышались ругательства.

– Что произошло? – отрывисто спросил Кэррингтон.

– Трудно держаться, – прокричал в ответ Брайерли. – Волны гуляют сантиметров в шестьдесят высотой. Одного смыло… Вот он, кажется, снова тут. Темно, как в преисподней.

Услышав стук тяжелых шагов, Кэррингтон поднял голову. По трапу спускался Петерсен. В такой тесноте белокурый норвежец показался гигантом. Кэррингтон посмотрел на него, разглядел необычайно развитые плечи, могучую грудную клетку, огромные руки – одна была опущена вниз, в другой он небрежно, словно тростинки, держал три лома и кувалду. Увидев кочегара, его спокойные глаза, синевшие из-под льняных прядей, Кэррингтон вдруг ощутил какую-то странную уверенность.

– Нам люк не открыть, Петерсен, – сказал он просто. – Не сумеете ли вы?

– Попробую, сэр.

Положив свой инструмент, норвежец наклонился и схватил конец лома, торчавшего из-под крышки люка. Потом быстро и легко выпрямился. Крышка чуть приподнялась, но лом, словно кусок проволоки, начал сгибаться и согнулся почти под прямым углом.

– По-моему, крышку заело, сэр. – Петерсен даже не запыхался. – Очевидно, что-то с шарнирами.

Обойдя крышку люка с другой стороны, он внимательно осмотрел шарнирное соединение и довольно хмыкнул. Три удара со всего маху, прямо по торцу соединения, – и рукоятка молота сломалась. Петерсен отшвырнул прочь ставшую бесполезной кувалду и взял другой лом, гораздо тяжелее.

Этот лом тоже согнулся, но крышка приподнялась еще на два сантиметра. Взяв две кувалды поменьше, которыми до этого отбивали задрайки, великан-норвежец принялся колотить по шарнирам. Наконец сломались и обе эти кувалды.

На этот раз, сложив вместе два лома, он подсунул их под угол крышки и нагнулся. Пять, десять секунд стоял он в такой позе, не двигаясь с места. Потом часто, глубоко задышал. Неожиданно задержал дыхание. По лицу его ручьями полил пот, все тело задрожало от адского напряжения. И вдруг – невероятное дело! – оба лома стали сгибаться.

Кэррингтон смотрел словно зачарованный. Он никогда еще не видел ничего подобного, да наверняка и остальные. Он мог поклясться, что каждый из этих ломов выдерживает самое малое полтонны. Он не верил своим глазам, но это было так: по мере того как гигант выпрямлялся, ломы сгибались все больше и больше. И вдруг – настолько неожиданно, что все подскочили, – крышка разом открылась на тринадцать-четырнадцать сантиметров, а Петерсен отлетел в сторону, ударившись о переборку. Ломы, вырвавшись у него из рук, с плеском упали в воду.

Великан тигром кинулся к крышке люка. Ухватившись за край, он напряг могучие мышцы рук и плеч, изо всех сил стараясь поднять тяжелую стальную плиту. Три, четыре раза тянул он ее. На пятый раз массивная крышка с визгом распахнулась и с грохотом ударилась о стойку. Защелка, удерживавшая крышку вертикально, закрылась. Люк был открыт. Петерсен улыбнулся (давно на его лице не видели улыбки). Он обливался потом, грудь часто-часто поднималась и опускалась, точно мехами накачивая воздух в натруженные легкие.