Пушкин и декабристы

Кроме пушкинского вопроса, Бошняку дано приказание заняться и другими: тайно произвести наблюдения в тех губерниях, через которые будет проезжать, и доложить о настроениях, злоупотреблениях и т. п. В этом отношении командировка Бошняка довольно типична: летом 1826 года не в одну губернию отправляются подобные более или менее засекреченные гонцы. Только по материалам Главного штаба видно, что была произведена проверка Нижегородской, Казанской, Симбирской, Саратовской, Пензенской, губерний; специальные чиновники исследуют Курскую, Архангельскую губернии… ¹ Общая обстановка тревоги, ожидания, паники порождает поток разнообразных доносов и «открытий» ².

¹ ЦГВИА, ф. 1, оп. 1. № 3545, л. 33-42, 77 и др.; см. также: Г. Дейч, Г. Фридлендер. Пушкин и крестьянские волнения 1826 г. (ЛН, т. 58, с. 205-208).

² Так, неподалеку от местопребывания Пушкина, в Пскове, именно в эти дни заведено обширное дело о губернском секретаре Федоре Машницком, объявившем, что покойные император Александр I и императрица Елизавета Алексеевна «находятся в живых, имея пребывания в Москве» и что «мнимая смерть их императорских величеств учинена была для того, дабы через сие можно было открыть бунтовщиков» (Государственный архив Псковской области, ф. 20, оп. 1, № 776, л. 4, 16).

392

Фельдъегерь Блинков с открытым листом дожидался на станции Бежаницы, а Бошняк с 20 по 24 июля, ловко прикидываясь странствующим ботаником, расспрашивает о поведении Пушкина, опасных стихах, песнях, разговорах разных обитателей Псковской губернии: хозяина Новоржевской гостиницы Катосова, уездного судью Толстого, смотрителя по винной части Трояновского, уездного заседателя Чихачева, помещика Львова, отставного генерала Павла Сергеевича Пущина и его семейство, крестьянина Ивана Столарева; беседует за крепкой наливкой со знаменитым Святогорским игуменом Ионой ¹, расспрашивает некоего крестьянина деревни Губиной, по соседству с Михайловским (Пушкин же, напомним, в эти дни играет в карты и показывается лекарю в Пскове, а затем, не торопясь и ни о чем не подозревая, возвращается в родную тюрьму - Михайловское).

Опытный агент Бошняк собирает множество сведений о поэте, из которых самым опасным с правительственной точки зрения было свидетельство о том, что поэт «иногда ездит верхом и, достигнув цели своего путешествия, приказывает человеку своему отпустить лошадь одну, говоря, что всякое животное имеет право на свободу» ².

Тем не менее серьезных улик не имеется, и 25 июля в 8 часов утра Бошняк отправляет фельдъегеря Блинкова обратно в столицу сдавать невостребованный открытый лист № 1273. Агент, как видно из публикации Модзалевского и Шилова, приступает ко второй части задания, и раздел «В» его отчета содержит впечатляющие подробности о разных колоритных мошенничествах (например, о том, что в Лифляндской губернии жители «перестали умирать», ибо документы умерших переходят к заинтересованным лицам, которые, прикрываясь «мертвыми душами», могут убегать, совершать преступления и т. п.); на страницах чернового отчета - жестокие убийства крестьян помещиками, слабость и нерешительность псковского губернатора Адеркаса («добрый человек, но слишком беден!»), волнения крестьян Гжатского уезда, проделки новоржевского помещика отставного поручика Голубцова, который «за несколько дней до 14 декабря, проезжая через станцию Крицы в товариществе с толстым, усатым мужчиной

¹ Не преминув записать, что и Пушкин занимается с Ионой разговорами за стаканом той же наливки «de mauvais liqueur», буквально - «дурного ликера».

² Б. Л. Модзалевский. Пушкин под тайным надзором, с. 14.

393

и с шутом, настоящим или ложным, хотел уверить смотрителя, что великий князь Константин Павлович проехал в Петербург по тракту в закрытой кибитке…» ¹.

Исколесив за две недели четыре губернии, Бошняк доставляет свой отчет в Москву, куда на коронационные торжества, вслед за царем, прибывают Дибич, Витт и другие управляющие персоны. Прежде чем подать высокому начальству окончательный текст отчета, Бошняк свои повседневные дневниковые записи (на французском языке) превратил в черновой вариант рапорта, закончив эту работу в Москве 1 августа 1826 года ². Черновик отчета (а также предшествующие ему записи) Бошняку тоже приказано было сдать, дабы кто-нибудь не узнал чего-нибудь. Девяносто лет спустя черновые бумаги были впервые обнаружены в архиве III Отделения, и, как уже известно, затем опубликованы А. А. Шиловым и Б. Л. Модзалевский.

Между тем камер-фурьерский журнал, дневник придворных событий 1826 года, сообщает подробности длительных и пышных коронационных торжеств во второй столице - тех торжеств, о которых сохранились многообразные воспоминания, и в их числе - одного мальчика, наблюдавшего все это.

«Победу Николая над пятью торжествовали в Москве молебствием. Середь Кремля митрополит Филарет благодарил бога за убийства. Вся царская фамилия молилась, около нее сенат, министры, а кругом, на огромном пространстве, стояли густые массы гвардии, коленопреклоненные, без кивера, и тоже молились; пушки гремели с высот Кремля.