Пушкин и Грибоедов

Сердцевина монолога – острейший выпад против страшной язвы на теле государства – крепостничества. Выделен «Нестор негодяев знатных». Окруженный толпою преданных слуг, он на них «выменял борзые три собаки!!!» А вот вроде бы даже культурный человек, но «На крепостной балет согнал на многих фурах / От матерей, отцов отторженных детей», а кредиторов «не согласил к отсрочке»:

Амуры и Зефиры все

Распроданы поодиночке!!!

Вот те, которые дожили до седин!

Вот уважать кого должны мы на безлюдьи!

Вот наши строгие ценители и судьи!

Тема крепостничества не развертывается широко (это ведь не политико-экономический проект), ограничивается моральным аспектом: бесчеловечно торговать людьми. Точную оценку антикрепостническому выпаду дает Н. К. Пиксанов: «Молодых образованных и чутких дворян времен Грибоедова коробили грубые формы крепостничества, и они надеялись, что дело можно поправить “гуманностью”. Но отсюда еще далеко до освобождения крестьян. Нечего и говорить, что условия освобождения могли сильно варьировать у действительных сторонников освобожденья крестьян»111

. И еще: «необходимо устранить заблуждение, будто критика недостатков института <крепостного права> обозначает его полное отрицание. <…> Вернее считать, что Грибоедов, как и многие либералы двадцатых-тридцатых годов, в том числе и многие декабристы, был умерен в вопросе об освобождении крестьян и не свободен от дворянского своекорыстия» (с. 48).

Что касается «гуманности»… Почему-то не ставится в эту строку факт, что Фамусов пеняет Чацкому за его «оплошное» управление своим имением. А факт этот можно понять только однозначно: Чацкий, не дожидаясь глобального решения крепостной проблемы, в своем имении дает крестьянам какие-то (и для себя максимально возможные, но себе в убыток) послабления.

А что по другую сторону?

Теперь пускай из нас один,

Из молодых людей, найдется – враг исканий,

Не требуя ни мест, ни повышенья в чин,

В науки он вперит ум, алчущий познаний;

Или в душе его сам бог возбудит жар

К искусствам творческим, высоким и прекрасным, –

Они тотчас: разбой! пожар!

И прослывет у них мечтателем! опасным!! –

Два монолога Чацкого произносятся один за другим (герой не сходит с места), промежуток времени между ними ничтожный, повторяется анафема прошедшему веку, но обнаруживается очень серьезная разница в отношении к современности. Первый монолог оптимистичен, исполнен веры в новый век («держит стыд в узде», «вольнее всякий дышит»). Буквально следом картина рисуется другая. В отстроенные после пожара московские дома перенесены сохраненные предрассудки. Контраста двух веков нет. Критика пороков более серьезна и предметна. Первый монолог хоть и отталкивается от рассказа Фамусова о дяде, но переходит в обобщенный сравнительный анализ двух веков. Теперь выясняется, что Чацкий отнюдь не безучастно терпел разговор Фамусова и Скалозуба. Новый монолог по многим пунктам строится как разоблачение разглагольствований Фамусова: кумовства («Защиту от суда в друзьях нашли, родстве»), гостеприимства (которым зажимают рты), заискиваний (запомнил, оказывается, из детства: «Не тот ли, вы к кому меня еще с пелен, / Для замыслов каких-то непонятных, / Дитёй возили на поклон?» Дитю замысел непонятен, а задним числом недобрый подтекст «акции» становится очевиден). Фамусов умиляется московскими девицами («можно ли воспитаннее быть!»), когда воспитанность усматривается в умении «себя принарядить» – но ради чего? «К военным людям так и льнут, а потому что патриотки». Чацкий уравнивает: сами хвалятся «тафтицей, бархатцем и дымкой», – соответственно ловят «мундир! один мундир!». Патриотизм тут совсем ни при чем, а вот если мундир полковничий, а в ближайшей перспективе генеральский – тут другой интерес. Но Чацкий может и выходить за круг заявленных собеседниками тем, важнейшая из которых – рабовладение. Это уже прямой идеологический бунт. Конфликт принимает общественно-политический характер. «Разрешимость конфликта теперь не зависит от доброй воли положительного героя, более того, в существующих реально и воплотившихся в комедии исторических условиях конфликт этот неразрешим»112.

Что противостоит? «Теперь пускай из нас один…» Все-таки остается – мы, только выступать приходится в одиночку. Результат предсказуем: староверы «тотчас: разбой! пожар! / И прослывет у них мечтателем! опасным!!». Нечто подобное Чацкий только что слышал от Фамусова. Протест героя сулит трагический исход обозначившегося конфликта.