Читаем Пушкин и Грибоедов полностью

Подтвердим текстом. Лиза еще до появления Чацкого нахваливает его – Софья этим недовольна: «Он славно / Пересмеять умеет всех; / Болтает, шутит, мне забавно; / Делить со всяким можно смех». У Лизы другое мнение: «И только? будто бы?» Лиза – свидетель, что когда-то шуточки Чацкого Софью не просто смешили, а ей нравились. Было – да прошло. Зрителю-читателю это сразу ведомо, а для Чацкого тот факт, что прошло, – шокирующая неожиданность! Его попытка косвенным путем (шуточками над окружающими) восстановить контакт не только безуспешна, но и дает отрицательный результат. Софья не удерживает резкость: «Вот вас бы с тетушкою свесть, / Чтоб всех знакомых перечесть». Чацкий удивлен: «Послушайте, ужли слова мои все колки? / И клонятся к чьему-нибудь вреду?»

Стало быть, дело в переменах, которые произошли в Софье? Для зрителя это на виду, а для героя возникает загадка Софьи. Если в комедиях возникает загадка ситуации, зрители разгадывают ее вместе с положительным героем, их сочувствие на его стороне. «Горе от ума» строится иначе: здесь нет сюжетной интриги, здесь в основе психологическая задача понять главного героя, да еще такого, который ведет себя странно.

Фамусов не то чтобы рад гостю, но вполне доброжелателен, обнимает, приговаривая: «Здорово, друг, здорово, брат, здорово». Но первый разговор с Чацким у них обоих совсем не получился. Хозяин озабочен, не друг ли детства приснился дочери и не успела ли она поведать о том приехавшему: такой неотразимый повод для нежелательного отцу их сближения! Чацкий озабочен холодностью девушки, так что отвечает невпопад и спешит на время откланяться.

Для понимания воззрений героя первое действие представляет собой своеобразную экспозицию, для развития общественного конфликта – всего лишь идеологическую разминку. Второе действие идеологически самое насыщенное, здесь два первостепенных монолога Чацкого.

Главный герой поначалу внешне спокоен, а в то же время более чем когда-либо позже «не в своей тарелке». Он игнорирует свое же обещание рассказать о путешествиях, потому что совершенно потрясен холодностью Софьи, никак не может отвлечься от этих мыслей, а с Фамусовым говорит о ней – как будто о постороннем для того человеке, нарываясь на вполне естественную иронию. Даже о сватовстве заходит речь, но для героя вроде как только из праздного любопытства. Понятно: Чацкий начинает не со сватовства, а с выяснения чувств девушки.

А с хозяином дома разговор быстро выходит на политические темы. Надобно осмыслить решительное заявление Чацкого: «Служить бы рад, прислуживаться тошно». Герой не выставляет политических условий, т. е. не связывает свою позицию с режимом государственного устроения (монархического или республиканского); он только оценивает политику данной власти. В ответ он получает развернутый монолог Фамусова, многословный, но по мысли весьма неширокий, предназначенный лишь для опровержения утверждений Чацкого. Речь Фамусова конкретна и адресна. Он и начинает, и кончает подначкой («все вы гордецы!» – «Вы, нынешние, – ну-тка!»), но это формальность: не мнение гостя его интересует, всё говорится в поучение Чацкому, с подразумеванием, что он не один такой строптивый. «Фамусов – демагог, циник, пошляк. Он подозрителен, во всем видит смуту, крамолу, неповиновение, бунт. …он сознательно провоцирует гневные филиппики Чацкого: “А? как по-вашему?..”»108

. По Фамусову, уважения заслуживает лишь тот, кто умеет служить, а умение служить не только не исключает, но предполагает как обязательное условие умение подслужиться. Цепочка власть предержащих длинная, а венчается «монаршиим лицом».

Чацкому учиться «на старших глядя» ну никак не хочется. И речь его своеобразна: Фамусов конкретен, Чацкий стремится к обобщению, ему хочется «посравнить да посмотреть / Век нынешний и век минувший…» Привлекает этот философский размах. Но тут же выясняется: Чацкий приехал каким-то розовым романтиком – в мир, которого не понимает, в мир, который его не понимает.

Началось со встречи с девушкой, которую любил, а увидев после разлуки, полюбил еще крепче – да потерялся, не обнаружив взаимности. Теперь говорит с отцом этой девушки – как будто совсем с чужим человеком. А ведь это особа важная: он стоит между ним и возлюбленной! С ним-то надо было хотя бы на ссору для начала не нарываться. У Чацкого никакого терпения нет: услышал нечто противное своим убеждениям – и сразу в свару.

Об этом свойстве героя хорошо написал О. М. Сомов: «…в ту минуту, когда пороки и предрассудки трогают его, так сказать, за живое, он не в силах владеть своим молчанием: негодование против воли вырывается у него потоком слов, колких, но справедливых. Он уже не думает, слушают и понимают ли его, или нет: он высказал все, что у него лежало на сердце, – и ему как будто бы стало легче. Таков вообще характер людей пылких, и сей характер схвачен г. Грибоедовым с удивительной верностию»109.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах
Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах

Представленная книга является хрестоматией к курсу «История новой ивритской литературы» для русскоязычных студентов. Она содержит переводы произведений, написанных на иврите, которые, как правило, следуют в соответствии с хронологией их выхода в свет. Небольшая часть произведений печатается также на языке подлинника, чтобы дать возможность тем, кто изучает иврит, почувствовать их первоначальное обаяние. Это позволяет использовать книгу и в рамках преподавания иврита продвинутым учащимся.Художественные произведения и статьи сопровождаются пояснениями слов и понятий, которые могут оказаться неизвестными русскоязычному читателю. В конце книги особо объясняются исторические реалии еврейской жизни и культуры, упоминаемые в произведениях более одного раза. Там же помещены именной указатель и библиография русских переводов ивритской художественной литературы.

Авраам Шлионский , Амир Гильбоа , Михаил Наумович Лазарев , Ури Цви Гринберг , Шмуэль-Йосеф Агнон

Языкознание, иностранные языки
Гендер и язык
Гендер и язык

В антологии представлены зарубежные труды по гендерной проблематике. имевшие широкий резонанс в языкознании и позволившие по-новому подойти к проблеме «Язык и пол» (книги Дж. Коатс и Д. Тайней), а также новые статьи методологического (Д. Камерон), обзорного (X. Коттхофф) и прикладного характера (Б. Барон). Разнообразные подходы к изучению гендера в языке и коммуникации, представленные в сборнике, позволяют читателю ознакомиться с наиболее значимыми трудами последних лет. а также проследил, эволюцию методологических взглядов в лингвистической гендерологин.Издание адресовано специалистам в области гендерных исследований, аспирантам и студентам, а также широкому кругу читателей, интересующихся гендерной проблематикой.

А. В. Кирилина , Алла Викторовна Кирилина , Антология , Дебора Таннен , Дженнифер Коатс

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука