Пушкин: «Когда Потемкину в потемках…». По следам «Непричесанной биографии»

Анна Николаевна считала, что ревность: «Вчера у меня была очень бурная сцена с маменькой… она заявила… что безусловно оставляет меня здесь в Малинниках… и что она не может взять меня с собой в Тригорское… – Я в самом деле думаю, как и Анета Керн[123], что она хочет одна завладеть вами, и оставляет меня здесь из ревности…» (XIII, 553).

Что же до «нравственного порядка», то заботу о нем Осипова проявляла избирательно – только в отношении Пушкина. Когда ее собственный сын Алексей соблазнил свою сводную сестру Алину, это, похоже, ее не очень взволновало – никого из них она из своих владений не вывезла. Алексея же, напротив, нравственная сторона отношений Пушкина с его матерью занимала. В его дневнике есть такая запись: «Пушкин хочет ехать с матерью в Малинники, что мне весьма неприятно, ибо оттого пострадает доброе имя и сестры, и матери…»[124]. Иными словами, и дочь и сын склонны были считать, что их матушка неравнодушна к Пушкину. Так ли это?

Осипова была дважды замужем. Ее второй муж умер за несколько месяцев до появления в Михайловском Пушкина. Ей было всего сорок два года, причем здоровая деревенская жизнь сохранила ей бодрость и энергию. Так что допущение, что Пушкин мог интересовать Осипову не только как собеседник, не столь уж безосновательно.

Но это со стороны Осиповой. А со стороны Пушкина?

Еще во время первых приездов в Михайловское (1817–1819) тридцатишестилетняя Осипова произвела на Пушкина сильное впечатление своей доброжелательностью и образованностью, а уклад жизни ее семьи показался ему настолько характерным воплощением русской усадебной культуры, что именно его он положил в основу описания деревенского быта в «Евгении Онегине». Хозяйка усадьбы Ларина списана почти с натуры: поскольку принципиальной роли в романе ей не отводится, Пушкину не было необходимости существенно менять ее прототипические черты (как это было сделано для центральных образов: Онегина, Татьяны и др.).

Судя по тому, как Пушкин изобразил Ларину, ее прототип – Осипова представлялась взору его, девятнадцатилетнего юноши, весьма пожилой женщиной, пережившей и возраст любви, и романтические увлечения молодости:

Бывало, писывала кровьюОна в альбомы нежных дев,Звала Полиною ПрасковьюИ говорила нараспев,Корсет носила очень узкий,И русский Н

как N французскийПроизносить умела в нос;Но скоро всё перевелось:Корсет, альбом, княжну Алину,Стишков чувствительных тетрадьОна забыла; стала звать

Акулькой прежнюю Селину…

(VI, 46)

При всём при том она была не лишена женского обаяния:

Но муж любил ее сердечно… (VI, 46)

Прошедшие пять лет, конечно, не прибавили ей женской привлекательности. Но и Пушкин был уже не тот, что в 1819 году.

И ссыльный Пушкин, и недавно овдовевшая Осипова были в равной степени одиноки, и каждый по-своему несчастен, что, собственно, и сделало их друзьями. Духовная близость углубила их дружбу, общение стало повседневным, они сделались буквально необходимы друг другу. Значит ли это, что их отношения захватили и сексуальную сферу? Утверждать это с уверенностью едва ли возможно: фактов для этого недостаточно. Но и исключить подобное развитие событий нельзя, поскольку целый ряд обстоятельств подводит именно к такому выводу.

Прежде всего это относится к характеру самой Осиповой: его отличительными чертами были властность, практичность, умение добиваться своего, что, между прочим, Пушкин отметил еще при первом с нею знакомстве:

Она меж делом и досугомОткрыла тайну, как супругомСамодержавно управлять…

(VI, 45)[125]

Если Осипова не только ценила и понимала Пушкина, но была, как полагали ее дочь и сын, неравнодушна к нему, она не могла не чувствовать, что всё дальнейшее зависит только от нее, что гонимый, неустроенный поэт с его неустойчивым импульсивным характером не будет противиться ее воле.

О его подавленности в первые месяцы Михайловской ссылки выше было сказано достаточно. Написанные позже строки: «…для бедной Тани / Все были жребии равны» (VI, 188) вполне применимы к его собственному состоянию в то время. У него не было ни любовницы, ни брачных планов, ни желания ухаживать. Собственно, единственным препятствием на пути сближения Пушкина с Осиповой была разница в возрасте. Но Пушкина, судя по его объяснению Карамзиной, ухаживанию за Голицыной, это мало смущало. С другой стороны, если б он оскорбил чувство Осиповой невниманием, он мог совсем ее потерять, а это в положении, в котором он находился, было бы для него невосполнимой потерей.