Пушкин: «Когда Потемкину в потемках…»

Будь у меня какие-либо надежды, я не стал бы ждать кануна вашего отъезда, чтобы открыть свои чувства. Припишите мое признание лишь восторженному состоянию, с которым я не мог более совладать, которое дошло до изнеможения. Я не прошу ни о чем, я сам не знаю, чего хочу, – тем не менее я вас…»[75] (XIII, 525, подл. по-франц.).

Через три или четыре дня, 14 июня Воронцова уезжала на отдых в Крым, и только тогда появляется стихотворение «Кораблю» – первое, которое с известной долей вероятности может быть отнесено к ней:

Морей [красавец] окрыленный!Тебя зову – плыви, плывиИ сохрани залог бесценный

Мольбам, надеждам и любви.Ты, ветер, утренним дыханьемСчастливый парус напрягай.Ты <море, мерным> колыханьемЕе груди не утомляй.

(II, 315)

Впрочем, и с этим стихотворением не всё ясно. Такие выражения, как «ее груди не утомляй» (ведь «хронической грудной болезнью» страдала, как читатель, вероятно, помнит, не Воронцова) или «залог бесценный мольбам, надеждам и любви» заставляют осторожно предположить, что оно написано скорее в связи с отъездом Амалии Ризнич в двадцатых числах мая.

В пользу такого предположения говорит и положение автографа в тетради ПД № 835 в нижней части листа 7 оборотного. С. А. Фомичев, обследовавший эту тетрадь, относит окружающие записи на листах 1–8 к периоду между 28 марта и 22 мая 1824 г. Датировка стихотворения 14 июня, единственным основанием для которой является дата отъезда Воронцовой, выбивается из этого ряда, тогда как дате отъезда Ризнич 19–20 мая положение автографа на листе 7 об. соответствует вполне[76]. Скорее всего, это стихотворение, которое Пушкин написал к отъезду Ризнич в конце мая, он переадресовал Воронцовой[77].

События, однако, развивались не в пользу Пушкина. В Петербурге наконец сработали ходатайства Воронцова, отправленные еще в марте-апреле, о переводе Пушкина из Одессы, а также перехваченное полицией письмо Пушкина об атеизме. Из столицы пришло указание, которого никто не ожидал: поэта увольняли с государственной службы и высылали в Михайловское. 1 августа он навсегда покинул Одессу. А за четыре дня до того вернулась из Крыма Воронцова.

Собственно, события, составляющие так называемую любовную историю, развернулись именно в эти четыре дня[78]. Воронцовой было крайне неловко перед княгиней Вяземской за служебные неприятности, случившиеся с поэтом, как она справедливо полагала, не без участия ее супруга. Выглядеть в глазах петербургской гостьи соучастницей «неправого гоненья» ей совсем не хотелось, и она всячески старалась отмежеваться от действий мужа. Эта роль требовала определенного внимания и сочувствия к Пушкину, и эту роль в общем холодная, расчетливая и немного побаивавшаяся своего супруга графиня исправно сыграла… Пушкин – чистая душа – был в восторге. Она встретилась с ним где-то у моря, мило поговорила и, похоже, подарила сувенир на дорогу – перстень-талисман, прославленный позже Пушкиным в его лирическом шедевре:

Храни меня, мой талисман,

Храни меня во дни гоненья,Во дни раскаянья, волненья:Ты в день печали был мне дан.Когда подымет океанВокруг меня валы ревучи,Когда грозою грянут тучи —

Храни меня, мой талисман.

…

Пускай же в век сердечных ранНе растравит воспоминанье.Прощай, надежда; спи, желанье;Храни меня, мой талисман.

(II, 396)