Пушкин: «Когда Потемкину в потемках…»

Пушкин очень быстро почувствовал отношение к нему Анны и, возможно, преодолел бы свое мрачное настроение, если бы не еще одно обстоятельство: ухаживание за барышнями по неписаным законам усадебной этики означало в то время только одно – обязательство жениться. Нарушить это, тем более учитывая дружеские отношения с Осиповой, было невозможно, а женитьба, пусть даже на умной и милой девушке из псковского захолустья, никак не входила в планы Пушкина.

Нет ни в чем вам благодати[117],С счастием у вас разлад:И прекрасны вы некстати,И умны вы невпопад.

(II, 457)

Сложилась необычная для Пушкина ситуация, когда не он добивался благосклонности девушки, а она влюбилась в него без памяти.

Размышления над этой новой для него моделью любовного опыта составили содержание четвертой главы «Онегина», к работе над которой он приступил тогда же – осенью 1824 г. Начало этих размышлений заняло семь строф, представлявших обобщенную историю его отношений с женщинами с самых юных лет:

В начале жизни мною правилПрелестный, хитрый слабый пол…

(VI, 591) —

и завершавшихся утверждением, что женщины в принципе не способны любить:

Как будто требовать возможноОт мотыльков иль от лилей

И чувств глубоких, и страстей.

(VI, 593)

Всё это Пушкин затем сократил до одной строфы, обозначив ее «I.II.III.IV.V.VI.VII», и открыл ее иронической констатацией прописной, но оттого не менее горькой истины:

Чем меньше женщину мы любим,Тем легче нравимся мы ей…

(VI, 75)

Пушкин счел нужным сохранить в окончательном тексте анализ того состояния пониженного жизненного тонуса, в котором он тогда находился. И даже пояснил в письме к Вяземскому, что хотя в четвертой главе идет речь об Онегине, в ней описана его собственная жизнь в Михайловском («В 4-ой песни Онегина я изобразил свою жизнь…» – XIII, 280):

В красавиц он уж не влюблялся,А волочился как-нибудь;Откажут – мигом утешался;Изменят – рад был отдохнуть.

(VI, 76)

Сохранил он и строфу, в которой угадывается отзвук любовных сцен, возможно относящихся к его тригорскому опыту:

Кого не утомят угрозы,

Моленья, клятвы, мнимый страх,Записки на шести листах,Обманы, сплетни, кольцы, слезы,Надзоры теток, матерей…

(VI, 76)

Наконец, в той же примечательной главе нашло свой выход всё, что занимало тогда его мысли и что он, разумеется, никогда не позволил бы себе сказать Анне Николаевне в прямой форме:

Когда б семейственной картинойПленился я хоть миг единый, —То верно б кроме вас однойНевесты не искал иной.Скажу без блесток мадригальных:Нашед мой прежний идеал,Я верно б вас одну избралВ подруги дней моих печальных…

(VI, 78)

Но…

Что может быть на свете хужеСемьи, где бедная женаГрустит о недостойном мужеИ днем и вечером одна…

…

Мечтам и годам нет возврата;Не обновлю души моей…Я вас люблю любовью братаИ, может быть, еще нежней.

…

Так видно небом суждено.Полюбите вы снова: но…

Учитесь властвовать собою…

(VI, 79)

Близкие к этим стихам поучающие нотки звучат и в посвященном Анне стихотворении, написанном зимой 1824/25 г. то ли ко дню рождения 10 декабря, то ли к именинам 3 февраля. Само стихотворение – Пушкин называл его «мой дидактический, благоразумный стих» – выдержано, разумеется, в гораздо более мягком и приличествующем случаю тоне:

Я был свидетелем златой твоей весны;Тогда напрасен ум, искусства не нужны,И самой красоте семнадцать лет замена.Но время протекло, настала перемена,Ты приближаешься к сомнительной поре,Как меньше [женихов] толпятся на дворе,И тише звук похвал твой [слух обворожает],А зеркало сильней грозит и [устрашает].Что делать утешься и смирись,От милых прежних прав заране откажись,Ищи других побед…

(II, 383)