Пушкин, потомок Рюрика

В пушкинских мечтах о путешествиях в чужие земли достало места и Швейцарии, — к слову сказать, не из такого уж безмерно великого числа государств, что дразнили воображение поэта. «Физически красивой» представлялась ему маленькая заоблачная республика.

Национальных колоритных «вкраплений» в пушкинской поэтике не столь уж много, но они есть: «швейцарский сыр», «величавые швейцарские коровы», звенящие «своими колокольчиками», картины с видами «из Швейцарии».

Ах, как страстно желал Александр Сергеевич увидеть швейцарские красоты собственными глазами, сколько разговоров было о стране, где запросто бывали его друзья Николай Карамзин, Петр Чаадаев и Василий Жуковский!

И в письме брату Левушке, отправленном опальным поэтом из Михайловского, отзвуки тех мечтаний: «Когда ты будешь у меня, то станем трактовать о месте пребывания Чаадаева». А много позже, уже из Болдино, просит жену: «Коли увидишь Жуковского, поцелуй его за меня и поздравь с возвращением и звездою…»

Необычно — Пушкин не называет страну, будто название им зашифровано, но в обоих посланиях речь идет о Швейцарии.

Об альпийской республике Пушкин не единожды упоминает в своей статье «Вольтер», посвященной переписке великого философа с президентом де Броссом, и увидевшей свет в 1836 году в «Современнике»:

«Вольтер, изгнанный из Парижа, принужденный бежать из Берлина, искал убежища на берегу Женевского озера…»

Там же есть и весьма примечательные строки, обращенные к Вольтеру, о необходимости его жить на родине «по двум важным причинам: во-первых, потому что надобно жить у себя дома, во-вторых, потому что не надобно жить у чужих».

Но звучит этот, вероятней всего вымышленный, совет оправданием за собственные несбывшиеся путешествия в «чужие края».

Швейцария — своего рода заповедник, «терра инкогнита» для пушкинистов. Какие находки, связанные с именем русского гения могут таиться здесь, в частных коллекциях и архивах? Вероятность мала, но все же она есть. Ведь привез же в Россию и совсем недавно швейцарец Кристофер Муравьев-Апостол, потомок русского декабриста, автограф неизвестного письма своего предка, отправленного из каземата Петропавловской крепости в январе 1826 года.

Не столь уж давно в Лозанне, в доме знаменитого балетмейстера и собирателя пушкинских реликвий Сергея Лифаря, хранились письма Пушкина своей Натали, невесте и жене.

Путешествуя в Женеву,

По дороге у крестаВидел он Марию деву…

Натали, к тому времени уже супруга генерала Ланского Наталия Николаевна, осень 1861 года провела на берегу Женевского озера. Но была ли она счастлива, оказавшись в красивейшем уголке земли? Там, в Женеве, в сентябре, застала ее горькая весть из России о кончине отца Николая Афанасьевича Гончарова. Тогда же Наталия Николаевна надела траурное платье, и черный цвет стал отныне единственным для всех ее нарядов. Как вспоминала ее дочь, она и «по окончании траура сохранила привычку ходить в черном, давно отбросив всякие претензии на молодость…».

Все же осень в Женеве оказала на Наталию Николаевну самое благотворное воздействие: она окрепла физически, и кашель, не дававший ей покоя в Петербурге, почти исчез. С берегов Женевского озера путь семейства Пушкиных-Ланских лежал на юг Франции, к лазурным берегам Средиземноморья. И более в романтическом швейцарском городе Наталии Николаевне побывать не довелось…

Спустя семь лет, когда прекрасной Натали не было уже на свете, в Женеве родилась ее внучка Софи, в будущем графиня де Торби и супруга великого князя Михаила Романова. Правда, графиня избрала для жизни иную страну и стала подданной ее Величества королевы Великобритании Виктории.

И еще одной внучке поэта — Вере Пушкиной посчастливилось увидеть швейцарские красоты: вместе со своим мужем генералом Сергеем Мезенцовым путешествуя по Швейцарии, поднималась она на вершины сияющих Альп.

От Петербурга до Цюриха

С какой верой и надеждой уповал поэт на добрую память будущих своих потомков! От мощного родового пушкинского древа, берущего истоки на древнерусском севере и южном абиссинском нагорье, протянулась ветка в старую добрую Европу — в «маленькую мещанскую республику», как однажды назвал Швейцарию поэт.

Швейцарская ветвь поэта, укоренившаяся ныне в Базеле, — следствие пылкого романа русского венценосца Александра II и красавицы-княжны Катеньки Долгоруковой. Взрыв на Екатерининской набережной, гибельный для императора, станет спасительным для второй — тайной семьи русского самодержца. Истекающий кровью государь будто прикрыл своим августейшим телом возлюбленную супругу, малолетних детей, будущих внуков и правнуков… Революционная Россия не пощадила бы отпрысков державной фамилии, хоть и скрытой под другой — Юрьевских, как не пощадила почти всех Романовых. Вряд ли спасло наследников императора от верной гибели и то необычное обстоятельство, что одновременно они являлись и потомками Александра Пушкина…