Перо императора и перо поэта. На кончике одного – засохшие чернила, которыми так и не была подписана новая российская конституция, такие же чернила, не ставшие поэтической строкой, – на острие другого…
«Под небом полуденной Франции»
Супругам – Ольге и Георгу фон Меренберг – суждено будет прожить в браке тридцать лет. В этом союзе появятся на свет трое детей: первенец Александр в 1896 году (скончался во младенчестве), сын Георг – в 1897-м и ровно через год – дочь Ольга.
У внучки Ольги Александровны, графини Клотильды фон Ринтелен, сохранились старые семейные фотографии. На одной из них Светлейшая княжна Ольга Юрьевская запечатлена с любимой собачкой. Снимок был сделан в Ницце в 1895 году и предназначался «дорогому Георгию», – то ли жениху, то ли уже молодому супругу. На другой фотографии, одной из последних, Ольга Александровна прогуливается вместе с мужем по Английской набережной…
В Ницце прошли последние годы жизни внучки поэта Елены, младшей дочери генерала Александра Пушкина. Из революционной России ее скитальческий путь лежал в Константинополь. В Турции она вышла замуж за офицера Белой гвардии Николая Алексеевича фон Розенмейера, там, в эмиграции, родилась ее дочь Светлана.
В Ницце Елена фон Розенмейер обосновалась в конце 1920-х годов, перебравшись из Константинополя в Париж, а оттуда – на Лазурный Берег. Где и состоялась ее знаменательная встреча с Иваном Буниным. «…Крепкая, невысокая женщина, на вид не больше 45, лицо, его костяк, овал – что-то напоминающее пушкинскую посмертную маску», – останется его памятная запись.
«…Елена Александровна фон Розен-Мейер, на которую мне было даже немножко странно смотреть, – признавался писатель в одном из писем, – ибо она только по своему покойному мужу, русскому офицеру, стала фон Розен-Мейер, а в девичестве была Пушкина
Знакомство продолжится, и Бунин не раз будет с восторгом упоминать о встречах с внучкой поэта, – ведь в ней «текла кровь человека для нас уже мифического, полубожественного!»
Но жизнь русской беженки во Франции сложилась несчастливо: в августе 1943 года Елена Александровна скончалась в городской больнице в полной нищете…
«Еще одна бедная человеческая жизнь исчезла из Ниццы – и чья же! Родной внучки Александра Сергеевича! – записал в дневнике потрясенный Бунин. – И может быть, только потому, что по нищете своей таскала тяжести, которые продавала и перепродавала ради того, чтобы не умереть с голоду! А Ницца с ее солнцем и морем все будет жить и жить! Весь день грусть…»
Бывшая клиника «Констанция» и поныне находится на окраине города, в районе Святого Бартоломея, на одном из живописных холмов. Уютный двухэтажный особнячок, с синими ставнями и белоснежными стенами, утопает в зарослях бугенвиля, густо усыпанных ярко-фиолетовыми соцветиями.
Хотя разыскать «Констанцию» в современной Ницце оказалось делом нелегким, никто из старожилов о такой клинике не помнил. Ведь она давным-давно сменила имя, и ныне в ней – пристанище для престарелых. Лишь одна из обитательниц дома, старая француженка, слышала, что здесь угасла жизнь внучки русского гения. Отсюда, из этих больничных стен, Елена Розенмейер отправила Бунину свое последнее письмо с мольбой о помощи:
«Милый Иван Алексеевич… Вот скоро месяц, как я лежу в клинике; недели через полторы меня выпустят на месяц, а потом мне предстоит вторая операция. Я еще очень, очень слаба, пишу вам, а лоб у меня покрыт испариной от усилия. Обращаюсь к вам за дружеским советом и, если возможно, содействием: существует ли еще в Париже Общество помощи ученым и писателям, которое в такую трудную для меня минуту помогло бы мне, в память дедушки Александра Сергеевича, расплатиться с доктором, с клиникой. а потом иметь возможность заплатить за вторую операцию? Все мои маленькие сбережения истрачены, но как только встану на ноги, я опять начну работать и обещаюсь выплатить мой долг Обществу по частям. Работы я не боюсь, были бы силы!»
И горьким эпилогом пути Елены Александровны, ее странствий и надежд, стали бунинские строки: «Она была такая же бездомная, бедная эмигрантка, как все мы, бежавшие из России, добывала в Ницце пропитание тяжким трудом, которым и надорвала себя так, что перенесла две операции. Оплатить вторую операцию, которая свела ее в могилу, у нее уже не хватало средств, – их нужно было добывать как милостыню у добрых людей. И я сделал тут все, что мог, но это уже ее не спасло. Так на моих глазах погибла родная внучка Пушкина».
По слову поэта и сбылось: «Горек чужой хлеб. и тяжелы ступени чужого крыльца».