Впрямую о себе, своём душевном состоянии и сокровенных думах поведал Пушкин в стихотворении «Вновь я посетил», помеченном 26 сентября 1835 года. Здесь «настоящие чувствования в настоящих обстоятельствах», как говорил поэт.
Начиная с первого посмертного издания много лет стихотворение печаталось под названием «Опять на родине».
Это очень точное последовательное описание того, что открывалось взору поэта, когда пешком или верхом отправлялся он из Михайловского к своим тригорским друзьям любимой дорогой вдоль озера, по опушке Михайловских рощ. Пейзаж, такой знакомый нам по «Деревне». Но здесь поэт-реалист находит слова ещё более точные и конкретные, совсем обыденные, прозаически простые, и в то же время не менее выразительные и эмоциональные: рыбак тянет «убогий невод», мельница скривилась «насилу крылья ворочая при ветре»… Язык, близкий к повседневной разговорной речи. Удивительная естественность интонаций. Белый нерифмованный стих. Отсутствие замкнутости стихотворной строки — фраза постоянно переливается из строки в строку. Всё это создаёт совершенно новый поэтический мир, приближает стихотворение к ритмической прозе.
Воспоминания о прошлом, составляющие, по словам Пушкина, «самую сильную способность души нашей», соединяются в стихотворении с размышлениями о настоящем, и тяжёлое душевное состояние поэта, естественно, окрашивает всё в элегические, грустные тона.
О своих любимых соснах Пушкин упоминал ещё в письмах 1824 года. Под названием «Сосны» предполагал печатать стихотворение.
Комментарием к приведённым стихам служат слова в письме Пушкина жене, написанном одновременно с «Вновь я посетил», 25 сентября: «В Михайловском нашёл я всё по-старому, кроме того, что нет уж в нём няни моей, и что около знакомых старых сосен поднялась, во время моего отсутствия, молодая сосновая семья, на которую досадно мне смотреть, как иногда досадно мне видеть молодых кавалергардов на балах, на которых уже не пляшу. Но делать нечего: всё кругом меня говорит, что я старею, иногда даже чистым русским языком. Например, вчера мне встретилась знакомая баба, которой не мог я не сказать, что она переменилась. А она мне: да и ты, мой кормилец, состарился да и подурнел. Хотя могу я сказать вместе с покойной няней моей: хорош никогда не был, а молод был».