Пушкинский том

Не нашлось денег на наши с Резо Габриадзе «Мифологические опыты», зато, с помощью М.Н. Виролайнен и О.В. Морозовой, успело «Предположение жить. 1836». Блестящий наш с Резо проект кукольного спектакля «Метамофозы» в Веймаре – о не убитом, а счастливо бежавшем из России Пушкине – тоже в последний момент не задался, зато 10 мая 1998 года, совершенно неожиданно, в Нью-Йорке, воплотилась давняя мечта сделать пушкинские черновики доступными широкой публике с помощью… джаза! Черновик, как никак, первый отпечаток вдохновения гения, а что еще требуется для джазовой импровизации? (Черновик – тоже black, черновик Пушкина – русский Afroamerican.) Через месяц мы играли уже на филфаке Петербургского университета: из окна, через Неву, был виден Медный Всадник, пришлось его и читать:

Он был чиновник небогатыйЛицом немного рябоватый

Публика нам поверила: что правда, то правда.

9

Что получается, то получается. Не то, что думал.

Прозаик Игорь Клех, с которым мы работали над сценарием телефильма «Медный Пушкин», торопясь всё к тому же 6 июня 1999 года, привел вдруг издателя «Библиотеки утопий» Бориса Бергера. Заказчик требовал немедленно новый текст «про Пушкина». Инерция предъюбилейной гонки была так велика, что я тут же смонтировал ему некий коллаж о «Медном всаднике» на основе наших с Резо затей. Мы расстались, восхищенные такой скоростью. Ровно через час издатель позвонил рыдая: у него украли портфель, в том числе с моей рукописью. Горе его показалось мне неподдельным, я восстановил текст. Самое удивительное, что он-таки оказался деловым человеком и опубликовал его. Это такой полиграфический постмодернизм, что прочитать текст невозможно.

Пора было начать разбираться в собственном тексте.

То есть обратиться к Пушкину.

«Что это у вас? потоп! ничто проклятому Петербургу! voilа une belle occasoin а vos dames de faire bidet [22]. Жаль мне Цветов Дельвига; да надолго ли это его задержит в тине петербургской? Что погреба? признаюсь, и по них сердце болит. Не найдется ли между вами Ноя. для насаждения винограда? На святой Руси не штука ходить нагишом, а хамы смеются. Впрочем, это все вздор. А вот важное: тетка умерла!» (Пушкин – Л.С. Пушкину, нач. 20-х чисел ноября 1824 года, Михайловское)

«Этот потоп с ума мне нейдет, он вовсе не так забавен, как с первого взгляда кажется. Если тебе вздумается помочь какому-нибудь несчастному, помогай из Онегинских денег. Но прошу, без всякого шума, ни словесного, ни письменного. Ничуть не забавно стоять в Инвалиде наряду с идиллическим коллежским асессором Панаевым. Пришли же мне Эду Баратынскую. Ах он чухонец! да если она милее моей Черкешенки, так я повешусь у двух сосен и с ним никогда знаться не буду» (Пушкин – Л.С. Пушкину, 4 декабря 1824 года, Михайловское).

Что это, как не точка?

Ни один пушкиновед не может опровергнуть, что это не зарождение замысла: «Если тебе вздумается помочь какому-нибудь несчастному…» Из евгеньевских денег. Уверенно датирую зародыш замысла 4 декабря 1824 года.

10

Не только у меня время, но и у Пушкина. Ему тоже понадобится почти 11 лет!

«Милая женка, вот тебе подробная моя Одисея. Ты помнишь, что от тебя уехал я в самую бурю. Приключения мои начались у Троицкого мосту. Нева так была высока, что мост стоял дыбом; веревка была протянута, и полиция не пускала экипажей. Чуть было не воротился я на Черную речку. Однако переправился через Неву выше и выехал из Петербурга. Погода была ужасная. Деревья по Царскосельскому проспекту так и валялись, я насчитал их с пятьдесят. В лужицах была буря. Болота волновались белыми волнами. По счастию, ветер и дождь гнали меня в спину, и я преспокойно высидел всё это время. Что-то было с вами, Петербургскими жителями? Не было ли у вас нового наводнения? что если и это я прогулял? досадно было бы. На другой день погода прояснилась» (Пушкин – H.H. Пушкиной, 20 августа 1833 года, Торжок).

Без комментариев. Беспечность тона граничит с кинизмом. «Досадно было бы». Что досадно? Не написать поэму. Она уже клубится в лужицах, болота волнуются белыми волнами.

Поэта не остановишь, но и приступить риск. В дороге он притормаживает…

«Перед отъездом из Москвы я не успел тебе писать. Нащокин провожал меня шампанским, жженкой и молитвами. Каретник насилу выдал мне коляску, нет мне счастия с каретниками.