Пусковой Объект

Ночью Аля тихонько спустила ноги с кровати. Приподняв двумя руками длинную ночную сорочку, босиком прошлепала в кухню. Сначала широко открыла форточку. Завернула черный комочек в газету и, неуклюже, по-женски размахнувшись, выбросила сверток на пустынный пляж. „Так-то спокойнее!” — решила она. Помыла руки с мылом. Шмыгнула под простыню. Что-то не давало ей заснуть. Она опять пробралась в кухню и выбросила в форточку кофейное блюдце.

9

Тимофееву приходилось поддерживать тесные контакты с представителями сотен проектных институтов и конструкторских бюро. Они ехали в Шевченко непрерывным потоком. Принимали оборудование, изготовленное по их техническим заданиям. Отслеживали правильность монтажа. Подготавливали на месте массу технических решений и корректирующие проектные документы. При подписании большинства подобных „увязывающих” и „утрясающих” бумаг подпись Тимофеева была зачастую решающей. На нем же „висела” и переписка с министерством. А Василенко сразу же по приезде погряз в непрерывных оперативных совещаниях строителей и монтажников. „Каламбуры” или „ляпы” вылезали ежедневно и ежечасно. Например, трубопровод большого диаметра согласно проектным документам проходил в верхней части какого-то помещения. По логике, он должен был бы продолжаться и в соседнем, примыкающем. Но там его по документации почему-то не было. Правда, потом он снова появлялся, через сорок метров и вообще на другом этаже. Иногда строители сооружали громоздкую бетонную лестницу в точном соответствии с чертежом. А она бессмысленно упиралась в глухую стену. Оказывается, чертеж этот давно, год назад, устарел, и проектный институт давно уже заменил его на новый вариант, который до строителей почему-то не дошел. Иногда в непримиримый спор между собой вступали разные эксплуатационные службы. Пожарники требовали прорубить в каком-то зале окна и установить в них вытяжные вентиляторы. А режимная служба принципиально не могла с этим согласиться: по их инструкциям зал должен быть глухим и герметичным.

Как опытный технический дипломат Константин Иванович избрал единственно правильную тактику поведения. Он никогда никому не возражал и никого не переубеждал. Мягко соглашался с каким-то начальником СМУ. Но точно так же не возражал и против доводов его оппонента. Если же конкурирующие стороны сходились в рукопашном бою на оперативке в его кабинете, то он искренне заливался смехом, слушая их многоярусный изощренный мат. А потом усаживал их вдвоем друг против друга за отдельный стол, подставлял глубокую пепельницу, графин с водой и вежливо предлагал:

— Ищите, товарищи дорогие, общий язык. Когда найдете — дайте знать.

Интересно, что без публики и зрителей у них сразу исчезал актерский пыл, и они переходили на деловой тон вынужденного компромисса.

Ко всей суматохе и неразберихе, царящей в зоне, Константин Иванович относился по-философски спокойно. Он понимал, что время неуклонно отсчитывает свой счет. В бетонном лабиринте ежедневно с утра до поздней ночи, работают тысячи людей. И, значит, независимо от него лично и независимо от кого бы то ни было вообще дело неумолимо продвигается к своему завершению. Маховик крутится уже восьмой год. Его невозможно остановить, изменить скорость. Все основное оборудование уже изготовлено и большей частью находится на складах или монтажных площадках. И потому — через год ли, через два — все системы будут смонтированы и отлажены. В стальной корпус реактора будет в конце концов загружено ядерное топливо! Рано или поздно физический пуск реактора будет произведен. И Василенко был уверен, что произведен успешно.

Он вспоминал о своем участии молодым специалистом в сборке РДС-1, первом атомном взрывном устройстве на Семипалатинском полигоне. Тогда, в 1949 году, многие конструкторы и большие ученые допускали возможность неудачи или неэффективного взрыва. Василенко, молодой монтажник, был уверен, что все пройдет нормально, потому что он — „везучий”. Сейчас в Шевченко он тоже был уверен в конечном успехе. Раздражало до обиды другое. Проект этого мощного быстрого реактора был закончен намного раньше подобных проектов в других странах. И вот Франция со своим быстрым „Фениксом” начинает нагонять. Между прочим, французы удивлялись советскому долгострою. Когда много позже, после пуска, Василенко встретился с французскими специалистами, он никак не мог объяснить им причину этой задержки. Переводчик испытывал неимоверные трудности при объяснении таких ситуаций, когда труба в одном помещении имела место, а в соседнем — обрывалась, или вдруг произвольно изменяла свое направление. Французы никак не могли уразуметь такие простейшие монтажные истины. Где уж им до охвата всей таинственной русской души?