Читаем Пусковой Объект полностью

— Ты же там был, видел задвижку…

— А я не обратил внимания на маховик. Ты же мне такого поручения не давал.

Саша был прав. Ему не давали такого задания. Задвижка задвижкой, а маховик — это же совсем другое дело.

Зикиринов был дружен со всеми, и со своими, и с монтажниками. Уж очень он был безобидным. Сидит себе тихо и сидит. Витает где-то в фантастическом мире — ну и ладно. Никому же не мешает. Потом вспоминали, что в некоторые дни Саша был подавлен и апатичен. А порой наоборот — перевозбужден. Никто этому значения не придавал. Не до него.

В конце января, в бодрый морозный день, Саша вдруг исчез. Дома нет. На работе нет. Подняли на ноги милицию. Нашли быстро — замерзшим на одинокой скамейке, в пустынном голом приморском парке. Он сидел в легком демисезонном распахнутом пальто. Руки — в стороны. Голова закинута. Рот чернеет дырой. Заключение: „смерть от обморожения”. Похоронили Сашу тихо, без помпы. Был человек, и вот — не стало. По какой причине не стало? Кто-то брякнул в комнате: „Передозировка”. Кто знает? На его место Померанцев принял опытного теплофизика из Обнинского ФЭИ.

12

Спокойная домашняя жизнь Константина Ивановича вдруг разом изменилась и запуталась. Виной этому была тихая, миловидная Елизавета Дмитриевна. Она была на десять лет моложе его, но выглядела ровней. Прошлого не имела. Просто никогда не рассказывала о нем. На ее лице лежал отпечаток давнего примирения с неудавшейся судьбой. Жила одиноко, в комнате с подселением, незаметно, как мышь. Работала в архиве ОКСа и тоже незаметно. Их познакомила Люда рабочим вечером. Константин Иванович после окончания рабочего дня заглянул в управление. Здание было уже пустым, покинутым. Но в ОКСе горел свет.

— Привет, Людка. Что, переработали маленько?

— Да, самую малость. Скажи, разве можно важные совещания проводить в конце дня?

— Ни в коем случае! — улыбнулся Василенко. — Это просто преступление. За это судить надо.

— Вот и я говорю, — согласилась Люда, — возьмешь меня?

— Возьму, только быстренько собирайся. Раз, два…

— Пап, а еще одно местечко найдется? Может, прихватим Елизавету Дмитриевну из архива? Ее тоже задержали. А дежурный автобус будет только через сорок минут.

В этот момент в дверях приемной появилась застенчивая женщина.

— Людочка, не беспокойтесь. Я и на дежурной спокойно доберусь.

— А зачем ждать, если есть место, — произнес Константин Иванович добродушным тоном большого начальника. — Спускайтесь, я вас в машине жду…

И вот результат случайной встречи: через два месяца Елизавета Дмитриевна вошла в их дом на правах хозяйки. До этого Люда относилась к ней с большой симпатией, с некоторой жалостью и сочувствием. Но видеть ее постоянно третьим человеком в квартире, да еще хозяйкой — это было невыносимо. Никакой дружбы у мачехи и дочери, на которую так рассчитывал Константин Иванович, не получилось. Отношения обострились. Атмосфера прежней духовной близости с дочерью растаяла, в квартире поселились холодная вежливость и затаенная обида. Каждому порой хотелось крикнуть: „А разве я не человек? Почему я не имею права на счастье?”

Люда почувствовала себя ужасно одинокой. Она ехала сюда, в Казахстан, с отцом. И оказалась ненужной, выброшенной на улицу собачонкой. По вечерам снимала стресс с помощью нескольких глотков коньяка из отцовских запасов. Потом начала прикупать и сама. Просто так, как снотворное. Кто-то из монтажников подарил ей миниатюрную фляжку из полированной нержавейки. Иногда прикладывалась к горлышку в обеденный перерыв, прямо в приемной. Новая привязанность быстро наложила отпечаток. Свежесть исчезла с лица, под глазами появились небольшие темные припухлости. Высокая прическа стала небрежной, блузки не доглаживались. Очень скоро в приемной ОКСа вместо юной Людки сидела раздраженная, усталая, пьющая женщина, Людмила Константиновна. В этот неудачный период ее жизни перед глазами засветился свежий посетитель, Сергей Васильевич Бобылев…

Приехал он в южные края из Ленинграда. Толчком послужило позорное отчисление из баскетбольной команды высшей лиги. При росте двести пять сантиметров Боб, как его называли в команде, был универсальным и классным игроком. Мог вполне прилично сыграть и „за столба”, и в защите. В нападении цепко сражался под кольцом, но мог выручить команду и неожиданным трехочковым броском из-за красной линии. Болельщики обожали Боба.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Серийные убийцы от А до Я. История, психология, методы убийств и мотивы
Серийные убийцы от А до Я. История, психология, методы убийств и мотивы

Откуда взялись серийные убийцы и кто был первым «зарегистрированным» маньяком в истории? На какие категории они делятся согласно мотивам и как это влияет на их преступления? На чем «попадались» самые знаменитые убийцы в истории и как этому помог профайлинг? Что заставляет их убивать снова и снова? Как выжить, повстречав маньяка? Все, что вы хотели знать о феномене серийных убийств, – в масштабном исследовании криминального историка Питера Вронски.Тщательно проработанная и наполненная захватывающими историями самых знаменитых маньяков – от Джеффри Дамера и Теда Банди до Джона Уэйна Гейси и Гэри Риджуэя, книга «Серийные убийцы от А до Я» стремится объяснить безумие, которое ими движет. А также показывает, почему мы так одержимы тру-краймом, маньяками и психопатами.

Питер Вронский

Документальная литература / Публицистика / Психология / Истории из жизни / Учебная и научная литература
Всем стоять
Всем стоять

Сборник статей блестящего публициста и телеведущей Татьяны Москвиной – своего рода «дневник критика», представляющий панораму культурной жизни за двадцать лет.«Однажды меня крепко обидел неизвестный мужчина. Он прислал отзыв на мою статью, где я писала – дескать, смейтесь надо мной, но двадцать лет назад вода была мокрее, трава зеленее, а постановочная культура "Ленфильма" выше. Этот ядовитый змей возьми и скажи: и Москвина двадцать лет назад была добрее, а теперь климакс, то да се…Гнев затопил душу. Нет, смехотворные подозрения насчет климакса мы отметаем без выражения лица, но посметь думать, что двадцать лет назад я была добрее?!И я решила доказать, что неизвестный обидел меня зря. И собрала вот эту книгу – пестрые рассказы об искусстве и жизни за двадцать лет. Своего рода лирический критический дневник. Вы найдете здесь многих моих любимых героев: Никиту Михалкова и Ренату Литвинову, Сергея Маковецкого и Олега Меньшикова, Александра Сокурова и Аллу Демидову, Константина Кинчева и Татьяну Буланову…Итак, читатель, сначала вас оглушат восьмидесятые годы, потом долбанут девяностые, и сверху отполирует вас – нулевыми.Но не бойтесь, мы пойдем вместе. Поверьте, со мной не страшно!»Татьяна Москвина, июнь 2006 года, Санкт-Петербург

Татьяна Владимировна Москвина

Документальная литература / Критика / Документальное