Пусть будет, как есть. Беседы в Бомбее. 2010–2011

С.:

Когда я вижу портрет Раманы Махарши, это символ..

К.

: Замолчи! Всё это — надежда. Ты думаешь, что это возможно, и это заставляет Тебя продолжать существовать в качестве маленького человечка, который думает: быть может, когда-нибудь я буду подобным Рамане. Вот почему я называю это Рамана-бананом. Обезьяний ум даже из Раманы делает образец для подражания, к которому он должен стремиться. В этом смысле я должен уничтожать даже его, как Рамана уничтожал Раману, поскольку он всегда уничтожал то тело, этот образ. Никто не может иметь сострадание, даже он. И он всегда на это указывал. Состраданием нельзя обладать. Ты — сострадание. Но сострадание нельзя разделять. И сострадание никогда не показывает себя. То сострадание, которое показывает себя, это жалость. Сейчас Ты жалок как человек, который считает Раману особенным. Это жалость, поскольку ты жалеешь себя. Это всё жалость к себе. Происходящая от жалкого «я», думающего: когда-нибудь я могу быть похожим на него, и тогда, и тогда, и тогда. Откладывая свою так называемую Природу до какого-то будущего события, когда для тебя будет возможно быть похожим на Раману. Он был первым, кто уничтожал все образы! А чем он становится теперь? Раманаизмом, новой религией в Тиру. Быть может, именно поэтому я больше не возвращаюсь туда, поскольку там снуёт слишком много «учеников», которые объявляют себя учениками того, кто никогда не брал никаких учеников. Что за ложь сегодня витает вокруг этой горы? Но горе всё равно. Кто-то претендует на то, чтобы быть, — я мог бы… Но Я слишком ленив для этого. Меня не интересует уборка. Иначе Мне пришлось бы уничтожать всю Вселенную. Но Я уже это делал. Как Я могу уничтожать то, чего нет? Просто будучи Тем, что ты есть, Ты уничтожаешь всё. Уничтожается всё, что Ты можешь вообразить. Что же есть? Есть только То, чем ты являешься. И если просто быть Тем, что ты есть, больше нет даже идеи лжи. Но когда мы говорим о том, как ты можешь этого достичь, — это всё ложь. Так что если ты спрашиваешь меня, что ты можешь делать, — ложь. Если ты спрашиваешь меня всё, что угодно, — ложь, ложь, ложь, ложь. Но если ты спрашиваешь меня, что ты такое, — ты есть То, а это есть это, и нет даже идеи лжи. Так что да, во всём, о чём мы говорим, есть ложь. И всё, что бы я ни делал, — это старание уничтожать ложь прямо перед Тобой. Но в то мгновение, когда ты являешься Тем, что ты есть, не было даже идеи лжи. Или правильного и неправильного. Или чего-то, что должно изменяться. Даже если кто-то идёт к Рамане и претендует на то, чтобы быть учеником, кому какое дело? Для этого есть абсолютное «Кому какое дело?». Но если спрашиваешь «меня», того относительного человека, и я вижу Себя в плену той идеи, что он может достичь самого Себя, просто ведя себя как Рамана, тогда Я должен ударить Его, или самого Себя, поскольку Я не вижу никого другого. Так что если Я бью кого-то, Я бью самого Себя. Так что если Я уничтожаю всех учителей, Я уничтожаю все свои идеи учителей.

Не то что Я вижу какого-то Раману или кого-то, кто является ложным. Я просто вижу самого Себя в том заблуждении страдания из-за образа. Так что Я лучше его уничтожаю. Я делаю всё, что в Моих силах, но всё же не ожидаю, что из этого что-нибудь выйдет. Это всё бесполезно. Так что это должно быть больше похоже на забаву. Это развлечение. Я не могу принимать это всерьёз. Но в тот момент, когда есть эта энергия, это очень серьёзно. Но это — пустая серьёзность, пустая энергия.

С.: Так что у вас нет никаких идеалов и образцов для подражания…

К.: У меня их много. Но все они пустые. У меня до сих пор есть образ девушки, которую я так и не встретил. Слава Богу. Я так и не встретил ту девушку, которая бы подходила этому парню. Ничто не должно меняться. Я такой же глупый, как был раньше. Я по-прежнему бреюсь, я по-прежнему одеваюсь по утрам, я чищу свои зубы, которых нет.

С.: Так что никаких убеждений, никаких идеалов?