Пусть льет

Сверху спускался свет. Крутая лестница вела наверх. Там были барабаны, а также слабая, сиплая музыка. Он стоял у подножия лестницы за дверью, не толкая ее дальше, чем она открылась. Он ждал; ничего не происходило. Затем наверху лестницы появился человек, намереваясь спуститься, увидел его, жестом позвал другого, который тут же возник тоже. Вместе они поманили его.

— Tlah. Tlah. Agi

,[116] — сказали они.

Поскольку лица их выглядели безошибочно дружелюбно, он медленно принялся всходить по ступенькам.

То было маленькое переполненное кафе со скамьями вдоль стен. Тусклый свет шел от лампочки, висевшей над высоким медным самоваром, стоявшим на полке в углу. Все мужчины были в белых тюрбанах, и они с интересом поглядели на Даера, когда он вошел, подвинувшись, чтобы ему освободилось место на конце лавки у барабанщиков, сидевших кругом на полу в дальнем конце комнаты. Там было действительно очень темно, и у него сложилось впечатление, что на полу прямо у его ног происходит что-то необъяснимое. Мужчины смотрели вниз сквозь дым на бесформенную массу, которая подрагивала, подергивалась, содрогалась и вздымалась, и, хотя вся комната тряслась от грохота барабанов, в воздухе будто бы висел другой вид тишины, властное молчание, что тянулось от глаз смотревших мужчин к предмету, движущемуся у их ног. Когда глаза привыкли к смятенному свету, Даер увидел, что там — мужчина, руки его крепко сцеплены за спиной, точно скованы. До этого мига он извивался и корчился на полу, но теперь медленно поднимался на колени, отчаянно поворачивая голову из стороны в сторону, с выражением агонии на измученном лице. Даже когда пять минут спустя он наконец встал на ноги, положение рук не сменил, и судороги, выгибавшие его тело туда и сюда, идеально в ритме с возрастающей истерией барабанов и низким надтреснутым голосом флейты, казалось, неизменно происходят из некоей тайной сердцевины у него глубоко внутри. Даер наблюдал бесстрастно. Его совершенно скрывали за собой ряды мужчин, стоявших рядом, глядя на зрелище, а толпилось вокруг их еще больше; от двери он был невидим, и осознание этого дало ему мгновенное облегчение. Кто-то передал ему стакан чая с другого конца длинного стола. Поднеся его к носу, Даер ощутил, как острые пары горячей курчавой мяты прочистили ему голову, и он признал в воздухе другой аромат, пряный смолистый запах, чей источник приписал жаровне, стоявшей за одним барабанщиком; от нее неизменно поднимался тяжкий мазок сладкого дыма. Мужчина принялся выкрикивать, поначалу тихо, затем буйно; крикам его отвечали ритмичные выкрики «

Ал-лах!» барабанщиков. Даер украдкой глянул на лица зрителей. Выражение, увиденное им, было одинаковым со всех сторон: полнейшая увлеченность танцем, едва ли не обожание человека, его исполнявшего. Под нос ему сунули зажженную трубку кифа

. Он взял ее и выкурил, не глядя и не зная, кто ее предложил. Его сердце, бившееся неистово, когда он пришел, прекратило так сильно стучать; теперь ему было спокойнее.

После целого дня, проведенного по большей части в созерцании того далекого и маловероятного места, которым была внутренность его самого, Даер не считал теперь трудным наотрез отказаться от реальности того, что видел. Он просто сидел и смотрел, довольствуясь убеждением, что зримое им не происходит в мире, который существует реально. Это было слишком уж за гранью возможного. Трубка наполнялась для него кифом еще несколько раз, и дым, поднимаясь ему в голову, помогал ему сидеть там и смотреть на то, во что он не верил.

Согласно глазам Даера, человек теперь наконец двинул руками, сунул их себе в одеяние и вытащил крупный нож, которым помахал широкими жестами. Тот немощно поблескивал в слабом свете. Не глядя себе за спину, один барабанщик швырнул горсть чего-то через плечо и продолжил бить, идеально вступив в сложный ритм: дым от курильницы поднимался более густыми клубами. Выпеваемые строфы были теперь антифонны, а «Ал-лах!» перекидывался взад и вперед, как раскаленный докрасна камень, с одной стороны круга на другую. В то же время звук как бы стал двумя высокими стенами, между которых кружился и подпрыгивал танцор, биясь об их невидимые поверхности головой в тщетной попытке убежать за их пределы.