Пусть льет

Он повесил трубку и подошел к окну постоять. Дождь, бившийся о стекло, просочился внутрь и стекал по стене. Кто-то положил на пол тряпку, чтобы впитывала воду, но теперь она плавала в мелкой лужице. В двух-трех сотнях футов от гостиницы был фонарь. Под ним на ветру взад-вперед метались поблескивавшие острия пальмовой ветки. Даер принялся расхаживать с одного края маленького вестибюля на другой; мальчик, стоявший у стойки, пристально за ним наблюдал, заложив руки за спину. Даер немного злился на Уилкокса из-за того, что приходится ждать. Тот, конечно, считал, что он звонит из номера. Интересно, подумал Даер, много ли зарабатывает Уилкокс в своем бюро путешествий. В письмах говорил, что да, но Даер помнил, что по натуре своей Уилкокс многовато блефует. Его восторженность не обязательно значила больше того, что ему требовался помощник, и он предпочитал, чтобы им стал кто-нибудь знакомый (плата была достаточно низка, а за билет от Нью-Йорка Даер платил сам), или что его радовала возможность показать свою важность и великодушие; эта возможность сделать щедрый, по мнению Уилкокса, жест ему бы приглянулась. Даер считал, что, скорее всего, дело в последнем. Дружба их никогда не была особо тесной. Хоть они и знакомы с детства — отец Уилкокса служил семейным врачом Даеров, — ни тот ни другой никогда не проявляли к жизни друг друга ничего, кроме вежливого интереса. Между ними было мало общего — даже возраст, вообще-то, поскольку Уилкокс был на десять лет старше. Во время войны Уилкокса отправили в Алжир, а потом Даеру никогда не приходило в голову интересоваться, что с ним стало. Однажды отец вернулся домой и сказал:

— Похоже, Джек Уилкокс остался в Северной Африке. Устроил себе дельце и, судя по всему, преуспевает.

Даер спросил, что это за дельце, и лишь с вялым интересом услышал, что это туристическое агентство.

Однажды в ярких осенних сумерках он шел по Пятой авеню и остановился перед крупным бюро путешествий. В ветре, налетавшем из Центрального парка, похрустывал октябрьский вечер, он нес с собой обещание зимы, парализующего времени года; Даер предвкушал возрастание несчастья. С одной стороны в витрине стояла крупная модель судна, черно-белого, с блестящими бронзовыми деталями. Другая сторона представляла собой тропический пляж в миниатюре — море из бирюзового желатина и крохотные пальмы, криво торчавшие из настоящего пляжного песка. «ЗИМНИЕ КРУИЗЫ БРОНИРУЙТЕ СЕЙЧАС», — гласил плакат. Даеру пришла в голову мысль, до чего мучительно, должно быть, работать в таком месте — планировать маршруты, заказывать номера в гостиницах и бронировать билеты во всякие места, которых сам никогда не увидишь. Интересно, сколько мужчин, стоявших внутри и глядевших в свои папки, расписания, списки и карты, чувствуют себя в ловушке так же, как на их месте ощущал бы он; тут наверняка еще хуже, чем в банке. Затем он подумал о Уилкоксе. И вот снова тронулся с места, пошел очень быстро. Добравшись домой, написал письмо и тут же отнес его на почту. Сумасшедшая мысль. Ничего из нее не выйдет, разве что Уилкокс, быть может, сочтет его проклятым дураком, — такая перспектива его не тревожила.

Ответ его потряс, как ничто другое в жизни. Уилкокс говорил о совпадении. «Должно быть, в телепатии что-то есть», — писал он. Только тогда Даер сообщил об этом плане домашним — и начались упреки.

С сожалением отойдя от стойки, толстяк зашагал обратно к лифту. Когда он закрыл за собой дверь, зазвонил телефон. Мальчик кинулся к нему, но Даер его опередил. Мальчик зло на него посмотрел. Звонил Уилкокс — сказать, что будет в «Отеле де ла Плая» через двадцать минут.

— Хочу вас познакомить кое с кем из моих друзей, — сказал он. — Маркиза де Вальверде. Она замечательная. Хочет, чтоб и вы тоже на ужин пришли. — А поскольку Даер воспротивился было, он перебил: — Мы не одеваемся. Вот еще, господи! Тут так не принято. Я за вами заеду.

— Но, Джек, послушайте…

— До встречи.

Даер поднялся в номер, досадуя, что ему не дали возможности принять приглашение или отказаться от него. Спросил себя, подняло бы его в глазах Уилкокса, если б он явил независимость и отклонил, извинившись. Но очевидно, ничего подобного он делать не намеревался, поскольку, зайдя в номер, содрал с себя одежду, наскоро ополоснулся под душем, при этом все время насвистывая, открыл чемоданы, побрился насколько мог гладко при одинокой свече и надел свой лучший костюм. Закончив, задул свечу и поспешил вниз ждать у главного входа.

2