Пусть льет

Дейзи де Вальверде сидела за туалетным столиком, лицо озаренное — на него под разными углами отбрасывали свои лучи шесть разных маленьких прожекторов. Если она удовлетворительно накрасится в безжалостном свете этих резких ламп, потом ей будет непринужденно при любом свете. Но требовались время и умение. Вилла «Геспериды» никогда не оставалась без электричества, даже если всему городу свет давали через вечер часа на два. Об этом позаботился Луис, когда они строили дом; перебои с питанием он предвидел. В этом среди прочего обаяние Международной зоны — можно получить все, что хочется, если за это заплатил. Да и делать, вообще-то, что угодно — неподкупных здесь нет. Вопрос только в цене.

Снаружи ревел ветер, а в кипарисах гремел водопадом. Грохот волн об утесы доносился далеко снизу. С отражениями огней в комнате мешались другие огоньки в черных листах оконного стекла, маленькие дальние точки: Испания за проливом, Тарифа и мыс Камариньяль.

Ей всегда нравилось принимать в доме американцев, потому что с ними она не чувствовала стеснения. Могла пить сколько влезет, и они пили с ней вместе, а вот ее английские гости растягивали виски на целый час — не говоря о французах, просивших мартини из вермута с капелькой джина, или испанцах с их единственным бокалом хереса.

— Американцы — нация будущего, — провозглашала она, как водится, энергично. — За них. Боже, благослови их устройства, великие и малые. Боже, благослови «Фриджидэр», «Тампэкс» и «Кока-Колу». Да, дорогуша, даже «Кока-Колу». — (Было общепризнано, что реклама кока-колы портит живописность Марокко.)

Маркиз ее восторгов насчет американцев не разделял, но не мешал ей приглашать их, когда ей хотелось; домом она правила, как ей угодно.

У нее были швейцарец-дворецкий и итальянец-лакей, но, если к ужину звали американцев, прислуживать за столом она позволяла старому Али — у него имелся роскошный мавританский костюм; хоть он и был не очень умел, она считала, что внешний вид его производит на них больше впечатления, чем великолепное обслуживание, которое могли предоставить два европейца.

Трудность заключалась в том, что и дворецкий, и лакей так рьяно не одобряли подобной договоренности, что, если она сама в последний момент не заходила в кухню и не повторяла свои распоряжения, они вечно отыскивали какой-нибудь предлог помешать бедному Али обслуживать стол, поэтому, подняв от тарелки голову и рассчитывая увидеть яркие парчи и золотой кушак из дворца султана Мулая Хафида,[3] она утыкалась взглядом в пресный черный мундир Хуго или Марио. Лица их были бесстрастны; она никогда не знала, что там произошло. Есть вероятность, что и сегодня случится то же самое, если она сейчас же не спустится и не даст им ясно понять, что прислуживать за столом должен Али. Она встала, вдела левую руку в тяжелый браслет и вышла через крохотный коридор, соединявший ее комнату с остальным домом. Кто-то оставил открытым окно в конце верхнего вестибюля, и несколько свечей перед крупным гобеленом задуло. Она не терпела такого анахронизма — электричества в тех комнатах, где висят гобелены. Позвонив в колокольчик, подождала, когда возникнет запыхавшаяся горничная, после чего несгибаемым пальцем показала на окно и свечи.

— Mire

,[4] — неодобрительно произнесла она и пошла вниз по лестнице.

Тут же снаружи донесся звук мотора. Она поспешила вниз, чуть не пробежала по вестибюлю, чтобы успеть юркнуть в кухню, а когда вышла снова, Хуго снимал с гостей плащи. К двум мужчинам она подошла царственно.

— Милый Джек. Как славно, что вы пришли. Да еще в такую мерзкую погоду.

— Как любезно с вашей стороны нас принять. Дейзи, это мистер Даер. Маркиза де Вальверде.

Даер посмотрел на нее и увидел хорошо сохранившуюся сорокалетнюю женщину с копной черных кудрей, фарфорово-голубыми глазами, в черном атласном платье с низким вырезом — втискиваться в него наверняка было довольно болезненно.

— Как приятно вас видеть, мистер Даер. Кажется, у нас в гостиной зажжен камин. Бог весть. Давайте зайдем и посмотрим. Вы промокли? — Она пощупала рукав Даера. — Нет? Хорошо. Пойдемте. Джек, вы бармен. Желаю крепчайшего питья, какое вы сумеете смешать.

Сели перед жарко пылающими поленьями. Дейзи хотела от Уилкокса «колясок».[5] После первого же глотка Даер осознал, до чего на самом деле проголодался; он глянул украдкой на часы. Без двадцати десять. Наблюдая за Дейзи, он думал, что бессмысленнее женщины он еще не встречал. Но дом производил впечатление. Вошел Хуго. «Вот и ужин», — подумал Даер. Но это звонили Madame la Marquise

.

— Налейте мне еще, голубчик, и я возьму с собой в утешение, — сказала она Уилкоксу.

Когда она ушла, Уилкокс повернулся к Даеру.

— Роскошная она деваха, — сказал он, качая головой.

— Да, — ответил Даер без убежденности и прибавил: — А она для вас не слишком потертая?

Уилкокс напустил на себя негодование, понизил голос: