– Я бы не хотел, чтобы они здесь стали хозяевами. Вот поэтому я хочу, чтобы ты добрался до самых корней этой истории. Убийц пусть карают судьи. Я хочу знать запевал и заказчиков. Пока ещё жив и хан меня слушает – предупредить хана. Много лет назад, я вот также предупредил Тохту и он меня послушался.
– В чём?
– Он решил поехать на Русь. Там тогда местные князья перегрызлись и некоторые из них стали глядеть на Запад. Я ему сказал – поспеши.
– Он не доехал.
Под сенью старых груш повисла пауза. Старик задумался.
– Ты ведь тоже был тогда на корабле.
– Я был писцом. Битакчи.
– Жалко меня не взяли. Сказали, ты же не знаешь ни русского языка, ни обычаев. А лекарь есть и у митрополита. Кто знает, может как раз у меня и нашлось бы противоядие.
– Одного не пойму, как его могли отравить? После того, как убили Намуна, он велел поесть со своего блюда шестерым – и ни у одного ни малейшего недомогания.
– Тёмное дело. Тогда ведь было не до расследования. Все делили власть.
Эн-Номан поманил стоявшего сзади человека и зашептал ему на ухо. Через минуту тот вернулся с матерчатой сумкой.
– Это тебе, юноша. Там сушёный изюм, который очень помогает работе мысли. Не забудь угостить своего наставника. (Он улыбнулся). А ещё обещанный трактат Омара Хайяма о пользе вина. Почитай на досуге. Можешь переписать. Потом принесёшь. Не забывай старого эн-Номана.
Шейх проводил гостей до калитки, оказав им высшее почтение. Ведь даже с султаном Узбеком он расставался сидя. Старик подождал, когда гости заберутся в повозку и вдруг сказал:
– Я долго искал разгадку смерти Тохты и наконец нашёл яд, который проявляется через много часов. Его привозят из северных лесов.
И зашептал молитву.
XIV. Имя на полях
Солнце уже палило вовсю, перевалив за полдень, когда они снова выехали на площадь. Зной разогнал по переулкам редких прохожих и золотой полумесяц над крышей ханского дворца расплывался в голубом мареве. Прямо над ним кружили голуби.
– Давно я так не объедался, как у этого постника в разгар поста, – шутливо пыхтел Злат, – Теперь впору не делом заниматься, а всхрапнуть где-нибудь в тенёчке.
По пути он остановился купить у уличного торговца целый кувшин прохладного айрана и увидел высокую фигуру Хайме, замершего в переулке. Франк явно не хотел мозолить глаза, дожидаясь их на площади перед дворцом.
– Я остановился на постоялом дворе, – сказал, он, забравшись в повозку, – Не буду пока заходить в миссию. Потолкаюсь среди приезжих, узнаю новости.
– Я тоже думаю сходить на главный базар. Поговорить с караван-баши последнего каравана. Только прежде мы с тобой займёмся сундуком покойного Санчо. Знаешь, куда мы сейчас ездили? К самому шейху эн-Номану. Вот куда долетел запах свиной ноги. Так он считает, что всё это было подстроено кем-то для того, чтобы разделаться с соперниками по торговле. В прошлом году венецианцы получили от хана ярлык на право иметь факторию в Тане и водить караваны через улус. Хотят проложить новый путь выше по реке у Бельджамена. А мой знакомый меняла даёт руку на отсечение, что золотые динары не могли попасть сюда иначе, как напрямую от каталонцев.
– Золото может пройти через любые руки. Но вот хамон из иберийской свиньи мог приплыть только из Арагона. Да и Санчо ведь был из Монпелье. Это владения короля Майорки.
– Посмотрим, что расскажет нам о нём его сундук.
В каморке было прохладно и темновато. Раскрыли пошире дверь, придвинули сундук к свету. Обычный дорожный сундук. С обитыми железом углами и парой ручек по бокам.
– Даже замок не навесил, – заметил Хайме.
– Зачем? – откликнулся наиб, – Стоял в чулане в запертой комнате. Ни слуги, ни жены. От кого запирать?
Едва откинули крышку каморка наполнилась резким цветочным запахом.
– Лаванда, – печально улыбнулся Хайме, – Он, видно все обильно поливал лавандовой водой. В наших краях ей предохраняются от моли.
Илгизар навострил уши. Так Хайме тоже каталонец!
Судя по всему львиная доля лавандовой воды досталась лисьей шубе, крытой сукном. Она занимала почти полсундука.
– Сукнецо средненькое, – оценил Злат, – Хоть и заморское, но грубоватое. Даже крашено так себе. Да и на мех взял лису. Явно шил уже в наших краях, не на выход, а чтобы задницу не отморозить. Даже пуговиц для красоты не нашил.
– Небогатая шубейка, – согласился Хайме.
Лежавший рядом суконный кафтан был тоже не из богатых. Сукно недорогое, ни шитья, ни пуговиц. Несколько простых льняных рубашек, зимние сапоги на волчьем меху вообще явно кипчакские с местного базара.
– Зимняя одежда. Видать всё летнее на себе таскал, – Злат поскрёб в затылке, – Летнее то было куда богаче. Сапоги из сафьяна, рубашка батистовая с кружевом, камзол с шитьём. Опять же пояс шёлковый.
Он с сомнением повертел в руках дешёвый кожаный ремень, которым покойный подпоясывал шубу и осенний кафтан. Потом взял из ниши в стене холщовый свёрток.
– Про плащ вообще отдельный разговор. Взгляни. Я его решил оставить, как очень дорогую вещь.
Хайме развернул плащ.