Пустое море

Очнулась она с невыносимой болью в голове, с тошнотой и с пересохшим горлом. Опираясь в темноте руками о постель, Марина сообразила, что она лежит на своей кровати. Не сдерживая глухие стоны, она встала и пошатываясь прошла на кухню. На ощупь, она нашла кружку и кувшин, который был пуст. Рука у нее дрогнула и кувшин упал на бок, не обращая внимания на это, она открыла кран и напилась, припав к нему ртом. Выпитая вода моментально стала бурлить в животе и ее снова стошнило в раковину.

Отплевываясь, она открыла кран, намочила себе лоб и положила голову на руки, продолжая сплевывать в уходящую в сток воду.

«Это не может так дольше продолжаться», − думала она. − «Надо что-то делать. Надо уйти с этой квартиры, надо все бросить. Надо начать все с нового листа. Надо забыть весь этот ужас, что продолжался все эти годы. Надо вычеркнуть всю совместную жизнь с Антоном, словно ее никогда и не было».

Она прополоскала рот, закрыла кран, но продолжала висеть над раковиной. Сейчас, в этом полуобморочном состоянии, Марина словно, прожила всю свою жизнь с Антоном, еще раз. Он приснился ей, в пьяном бреду, и она с отвращением вспоминала фрагменты кошмарного сна. Антон, был таким, каким она его больше всего ненавидела, обнимающим и целующим ее, говорящим приторно сладкие слова, от воспоминаний которых, ее еще больше начинало мутить.

Марина подняла голову, прислушалась к своему организму, и, не ощутив новой волны тошноты, посмотрела на часы. Было шесть утра.

Она прошла в зал и набрала Славкин номер. Долгие гудки говорили о том, что дома никого нет. Возможно, он уехал, возможно, он ночует в другом месте. Марина так устала от таких мыслей, что поняла, если она так и дальше будет ждать от него вестей, она просто сойдет с ума.

Сегодня похороны Аньки в их маленьком городке. Марина знала, что она поедет, как бы больно не было ей возвращаться туда.

Она подошла к окну и увидела, что белый снег запорошил всю детскую площадку, не оставляя ни одного укромного местечка для дворового пса. Марина привстала на цыпочки, чтобы получше разглядеть двор, но так и не смогла разглядеть ни малейшего намека, что указывало бы на одинокую собаку.

Марина простояла у окна еще некоторое время, наблюдая, как рассвет медленно освещает безлюдный двор.

Не прошло и часа, как она покинула свою квартиру с небольшой дорожной сумкой и с сумкой своей подруги. Она не стала стучаться в Танькину дверь, лишь воткнула в щель сложенный листок бумаги.

На улице она наткнулась на Анну Ильиничну. Та стояла на крыльце, замотанная в пуховый платок и громко сморкалась в бумажную салфетку. Марина коротко поздоровалась и прошла мимо.

− А я с ней разговаривала, − донеслось ей в спину.

− Что? − повернулась Марина.

− С твоей подружкой… Она выходила из твоей квартиры, я и спросила ее, кто она. Она сказала, что приехала к тебе в гости. Это было всего за час до ее смерти… Если бы я знала…

Марина с минуту смотрела на бабку, глотая крупные слезы, потом развернулась и ушла прочь.

Глава 24

Она все-таки приехала в этот город, который принес так много боли и разочарования, и повод для приезда, как некстати был горестным и трагичным. С той поры в городке ничего не изменилось, все те же улицы узкие, дома серые, только деревья стали выше и больше, как бы подчеркивая скоротечность времени. Она уезжала из этого города после похорон, она и вернулась в него обратно, на похороны.

В свою квартиру, Марина не стала заходить, она лишь кинула свою сумку, и сразу захлопнула дверь. Она боялась, что, если сделает хоть один шаг, она останется и никуда не уйдет. На нее нахлынут воспоминания, среди забытых вещей, которые станут напоминать ей о каждом мгновении, проведенном дома, рядом с мамой, с Анькой, со Славкой…

Похороны прошли, как в тумане. Марина плакала и с тяжелым сердцем смотрела на Анькину мать, которая со стонами заламывала руки над гробом дочери. Только что она сжимала в объятиях Марину и целовала ее мокрое лицо, говоря: «Сиротинушки мы теперь с тобой…»

Теперь отчетливо вспомнились похороны матери, когда происходящее казалось таким же кошмарным сном. И лицо матери, было таким же чужим, как Анькино лицо, в обрамлении белых искусственных цветов.

Марина заставляла себя не смотреть на гроб, она с усилием воли смотрела куда угодно, на белую стену, на мрачные лица незнакомых людей, на занавешенное черной тканью зеркало, только не на гроб. Ей хотелось запомнить улыбающуюся Аньку, именно такой, какой она было в последний момент. Умиротворенной и зрелой, красивой и живой, а не такой холодной и чужой, какой она казалась в гробу.