Пустой трон

Но скользко там стало в основном от крови Кнута. Сам Кнут был мертв, а его армия разбита. Данов изгнали из большей части Северной Мерсии, и саксы возносили благодарственные молебны своему пригвожденному Богу за Его заступничество. Многие из них наверняка молились и об избавлении от меня, но я выжил. Они христиане, я – нет, но ходили слухи, что жизнь мне спас христианский священник. Этельфлэд перевезла меня на повозке в свой дом в Сирренкастре, и за мной приставили ухаживать попа, прославившегося как хороший лекарь и костоправ. Этельфлэд рассказывала, что он ввел мне камышинку через ребра и изнутри вышел сгусток смрадного воздуха. «Он вырвался наружу и вонял, как сточная канава», – сообщила она. «Зло покинуло его», – пояснил священник. А может, то были ее слова. Потом врачеватель приложил к ране коровью лепешку. Навоз запекся коркой и, по заверениям попа, не дал злу вернуться обратно. Правда это или нет? Понятия не имею. Знаю только, что после многих недель боли, недель ожидания смерти и уже какое-то время после наступления нового года я сумел снова подняться на ноги. Теперь, почти два месяца спустя, я мог сесть на лошадь либо пройти с милю или около того, но прежняя сила ко мне так и не вернулась, и Вздох Змея казался слишком тяжелым для моей руки. Постоянная боль, подчас терпимая, подчас невыносимая, и день за днем, без исключения, из раны сочился вонючий гной. Видимо, христианский колдун запечатал рану прежде, чем из нее вышло все зло. Подчас мне думалось, что он сделал это намеренно, ведь христиане меня ненавидят, по крайней мере большинство из них. Они улыбаются, распевают свои псалмы и проповедуют, что их вера – это любовь, но скажи им, что поклоняешься другому богу, и любовь сразу сменяют ярость и злоба. Так что по большей части я чувствовал себя старым, разбитым и ненужным и иногда даже сомневался, хочу ли жить.

– Господин, как ты здесь очутился? – спросил Ситрик.

– На лошади прискакал, конечно. А ты что подумал?

Это было не совсем точно. От Сирренкастра до Глевекестра рукой подать, и часть путешествия я действительно проделал верхом, но за пару миль от города забрался в повозку и улегся на подстилку из соломы. Боги, как тяжко было укладываться там! Потом я велел ввезти себя в город и, когда меня увидел Эрдвульф, застонал и сделал вид, что слишком слаб и не узнаю его. Сальноволосый ублюдок держался рядом с повозкой и мел своим шелковым лживым языком.

– Лорд Утред, воистину печально видеть тебя таким, – болтал он, подразумевая, что предпочел бы видеть меня вообще недвижимым, а лучше умирающим. – Ты подаешь пример всем нам!

Он говорил очень медленно и громко, как со слабоумным. Я только стонал и не произнес ни слова.

– Мы не ожидали увидеть тебя снова, – продолжал мерзавец. – А ты живой.

Ублюдок.

Витану предстояло собраться в День святого Кутберта. Вызов, скрепленный печатью Этельреда с изображением лошади, требовал явиться в Глевекестр всем главным мужам Мерсии: олдерменам и епископам, аббатам и танам. В документе говорилось, что повелитель Мерсии созывает их «держать совет», но слухи утверждали, что повелитель Мерсии превратился в жалкого калеку, который мочится под себя, и что витан собирают, дабы одобрить какую-то подлую затею Эрдвульфа. Я не ожидал вызова, но, к моему изумлению, гонец вручил мне пергамент, тяжелый от подвешенной большой печати Этельреда. Зачем я им там понадобился? Я считался главным сторонником жены лорда, и тем не менее меня пригласили. Не позвали никого из знатных, кто стоял на стороне Этельфлэд, кроме меня. Почему?

– Он хочет убить тебя, господин, – предположил Финан.

– Да я и так одной ногой в могиле. Зачем утруждаться?

– Ты нужен ему там, потому что они хотят вывалять Этельфлэд в дерьме, – продолжал строить догадки Финан. – И если ты будешь там, они не скажут, будто за нее никто не вступился.

Довод показался мне сомнительным, но другой на ум не приходил.

– Может, и так.

– И им известно, что ты еще не оправился и не сможешь причинить хлопот.

– Может, и так, – повторил я.

Было очевидно, что витан призван определить будущее Мерсии. Столь же очевиден был факт, что Этельред предпримет все, чтобы его постылая жена не стала частью этого будущего. Тогда зачем приглашать меня? Я буду выступать за нее, это им ясно. Как и то, что я ослаблен раной. Неужели я понадобился только для того, чтобы создать видимость учета всех мнений? Мне это казалось странным, но если они думают, что немощь помешает мне отстаивать свою точку зрения, то есть смысл укрепить их в этом заблуждении. Именно поэтому я позаботился предстать перед Эрдвульфом в таком жалком виде. Пусть ублюдок считает меня беспомощным.

Да я и есть почти беспомощный. Вот только жив.

Сын принес эля и, пододвинув стул, сел рядом. Он тревожился на мой счет, но я отмел его вопросы и стал задавать свои. Утред поведал про бой с Хаки, пожаловался на Эрдвульфа, похитившего рабов и добычу.

– Как мог я остановить его? – развел руками он.