Путь

Не дожидаясь его ответа, Лулу привстала, взяв два глубоких бокала для вина, и, мягко покачивая бёдрами, направилась к камину. Подняла с полки бутылку двадцатилетнего коньяка, с усилием открыла, налила граммов по сто с горкой, но не вернулась обратно, а неторопливо присела у камина. Ухватив щипцы, зацепила ими несколько брикетов и бросила в очаг, отчего они ярко вспыхнули сине-зелёным цветом и судорожно стали сужаться до тех пор, пока, наконец, не загорелись неторопливым жёлто-красным пламенем с фиолетовой окантовкой. Тогда Лулу поднялась с колен, повернула ручку выключателя, и свет в кабинете погас. Теперь комнату освещал лишь разноцветный каминный огонь да блеск бриллиантов на шее и страз на платье. Её тёмная кожа моментально слилась с полумраком, словно растворившись в нём. Лишь через несколько мгновений, понемногу, по чуть-чуть, её образ стал проступать сквозь сумрак.

Женщина замерла подле камина, спокойно и чуть устало всматриваясь в Аттала, пока не поймала его взгляд. Затем медленно вытащила из волос алмазную заколку, позволив волосам свободно рассыпаться по плечам, и неожиданно лёгким движением расстегнула пояс с бриллиантовым цветком, небрежно бросив его на мягкий ковёр под ногами. Чуть повернувшись к огню, чтобы её было лучше видно, Лулу принялась что-то расстёгивать на талии, спереди, сзади и по бокам, пуговица за пуговицей, до тех пор, пока нижняя часть вечернего платья, прошуршав, не упала к ногам. Девушка легко перешагнула её, продемонстрировав взору заинтересованного Аттала, коротенькую прозрачную вуаль, едва прикрывающую тоненькие трусики и пояс, к которому крепились ажурные чулки в тонкую сеточку.

Мягко повернувшись к хозяину дома спиной, она покачалась, по очереди перенося вес тела с одной ноги на другую, отчего её округлые ягодицы заиграли, притягивая пристальное внимание хозяина дома. Тем временем женщина плавно расстегнула молнию сбоку и лёгким движением скинула с себя верхнюю часть платья, оставшись в тонком бюстгальтере. Полуобернувшись, Лулу томно поглядела на Аттала и, развернувшись всем телом, открыла его взору нежные перси в quarter cup bra — открытом лифе, контурно поддерживающем грудь снизу, оставляя её при этом открытой три четверти и заставляя соски торчать вверх. Не давая Атталу опомниться, Лулу встала в профиль, пластично изогнулась, выгнув попу, и медленным движением стянула с себя трусики, оставшись таким образом в бюстгальтере, прозрачной, ничего не скрывающей нижней юбке, поясе, чулках, туфлях на тонком каблучке и бриллиантовых украшениях, сверкающих в пламени камина. Её тёмная матовая, немного лоснящаяся кожа переливалась на свету, а красные части тела ясно проступали из темноты.

Лулу взяла в руку трусики, скомкала, засунула их в один из бокалов, приподняла второй, всё так же плавно покачивая бёдрами, продефилировала перед лицом хозяина дома, села на подлокотник соседнего кресла, отставив одну ногу так, чтобы он мог всё в деталях разглядеть, и подала ему фужер с подарком внутри. Аттал принял его, несколько раз шевельнул ноздрями, вдыхая ароматы, взглянул ей пристально в глаза, залпом выпил всё до капли и, поставив на стол пустой бокал, произнёс:

— Я всё равно его не прощу, даже и не проси!

Луиза, как ужаленная, вскочила с подлокотника, яростно на него поглядела и так же неистово плюхнулась обратно в кресло, скрестив руки и ноги. Она выставила вперёд свои полные африканские губы и, помешкав, сняла с шеи жемчужное колье с бриллиантовыми вставками, с рук — по браслету, стянула кольцо с огромным камнем и демонстративно бросила на стол, мягко скользнув тёплой кожей полных грудей по холодной коже кресла, и утекла обратно.

Аттал невозмутимо поднял бровь.

— Это что-то должно означать?

Луиза ответила не сразу.

— Нет. Просто я устала.

— От меня устала?

— От алмазов.

— Почему?

— Давят.

**

— Дядь Валера, хватит кресло давить, садись давай! — бодро крикнул Мирон, открывая дверь мобиля и с улыбкой глядя на зазевавшегося и замечтавшегося Берета. — Давай, давай, отпускник, а то без тебя уедем. Кидай барахло своё в багажник.

— А где Сэм? — весело ответил Валера, хватая чемодан и приближаясь к мобилю.

— Дрыхнет вон сзади, выпивоха! Я почему его и везу — он же до сих пор проспаться не может! — разошёлся словоохотливый Мирон, вылезая. — Так вчера накидался, что ни петь, ни свистеть!

— Сэм ведь непьющий, — закряхтел Валера, заталкивая багаж в багажник.

— Вот тебе и непьющий, — хохотнул Мирон. — Всю свадьбу держался, а вечером накатило. Больно день, говорит, суетной выдался, моталки туда-сюда, устал, короче, доходяга. Выпил рюмочку, вторую, потом типа ваще ничего не помнит. Я только утром его нашёл, на полу, представляешь, с бутылкой в руках. С совершенно пустой бутылкой Сам сообрази, до какого свинства он намастрячился. Я теперь знаешь, как буду называть его? — хлопнул Мирон по дверце.

— Как? — захлопнул багажник Валера.

— Сэм Выпивоха. А чё — нормальное же погоняло? — загыкал Мирон, сморщив нос, залезая в мобиль.