Ее, христианку, хоронила на государственном уровне Индия, в которой вообще мало христиан, и более того — в которой к христианам относятся не очень хорошо, считая их чужими. Но она не только Индии принадлежала, она принадлежала и Европе, и России, и вообще всему миру. Когда она входила в православный храм, то люди всех возрастов кидались к ней с радостными улыбками. Когда она входила в армянский храм, там происходило то же самое. И это же можно было видеть всем, кто бывал вместе с нею в разных странах на улицах и европейских городов, и на Востоке, в странах ислама, где вообще предпочитают не замечать христиан. Будучи абсолютно верной своему исповеданию, мать Тереза стала человеком планеты, гражданкой планеты — именно так, в лучшем смысле этого слова. Но если мы вернемся к самому началу XX века, то тогда мы не можем не вспомнить нескольких хотя бы предшественников и предшественниц матери Терезы из Калькутты.
* * *
Прежде всего, это Шарль де Фуко. Французский офицер, ставший сначала монахом, а затем священником, бросивший все и уехавший в африканскую пустыню, чтобы жить в полном одиночестве среди людей другой расы, другого языка, другой веры. Чтобы быть среди них свидетелем о Христе не словами, а самой своей жизнью. Одинокий служитель Бога любви. Даже представить себе сегодня невозможно, как жил Шарль де Фуко: далеко в пустыне, где никто вокруг него не знал французского языка, где не было рядом ни одного христианина.
Он рассказывает в письмах, которые писал регулярно, а потом отправлял во Францию друзьям и родным, о том, что иногда, бывало, по несколько месяцев он не мог совершить литургию, совершить обедню, потому что не было поблизости ни одного христианина, который бы мог вместе с ним участвовать в совершении таинства. Затем, когда случайно какой‑нибудь французский чиновник забредал в те места, где жил Шарль де Фуко, они вместе молились: уже вдвоем совершать литургию можно. «Там, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди вас», — говорит Сам Христос в Евангелии (ср. Мф 18:20). И затем снова месяцы такой необычайной жизни в пустыни. Шарль де Фуко жил один и не один одновременно. Да, физически он был один; да, психологически он, может, часто был в одиночестве — но с ним был Христос, с ним был Бог, с ним была вся полнота Церкви, и с ним были его друзья, туареги. Люди другой расы и другой веры, но увидевшие в своем белом друге именно любовь, которую несет людям Бог.
Так проходили годы. В начале Первой мировой войны брат Шарль был убит случайно забредшими сюда людьми из другого племени, которые думали найти в его хижине оружие. Конечно, никакого оружия там не было…
Вот, мне кажется, что первым человеком XX столетия был именно он, брат Шарль. Ученый, педагог, писатель и по–своему поэт, автор потрясающих комментариев к Священному Писанию и размышлений над его текстом, в прошлом офицер, и тоже, как говорят, блестящий, великий аскет и подвижник, человек любви, человек, который сумел рассказать людям о Христе не словами, а самой жизнью; человек, который умер как мученик.
Он — в то время, когда, по словам А. Ахматовой, начинался не календарный, а настоящий XX век, — стал первым представителем этого нового столетия.
* * *
А вслед за ним идет мать Мария (Скобцова) - поэтесса, философ и ученый, автор нескольких поэтических книг, автор блестящих философских очерков, автор многих книг и вообще одна из самых блестящих представительниц интеллектуальной эмиграции.
В русской эмиграции в Париже мать Мария становится монахиней, надевает апостольник и начинает служить тем, кому плохо. Она создает и ночлежные дома, и столовые для бедных, уже старых и больных русских людей в Париже. Попадают в эти дома и русские, и не русские. Она, не имея никаких средств для финансирования, находит какие‑то способы для того, чтобы собирать продукты, варить обеды и кормить этих людей, которые иначе бы умерли с голоду. В конце дня она приходит на парижские рынки с большим мешком, и торговцы отдают ей что‑то — кто что может. Однажды мне пришлось разговаривать в Париже с одним старым жителем Монмартра, который на рубеже 30–40–х гг. торговал в «чреве Парижа». Он сказал: «Я знал русскую монахиню, которая приходила на рынок с мешком. Иногда мы ей давали какую‑то еду для ее подопечных».
Мать Мария сумела прожить жизнью, очень похожей на жизнь брата Шарля, но только в условиях большого города, в условиях, когда русские эмигранты начали стареть и болеть, а затем началась война. Православная в католическом Париже, тоже немолодая и больная, чудовищно близорукая, без очков терявшая способность найти дорогу даже в тех местах, которые были ей знакомы, она была самой смелой, самой сильной только по одной причине: потому что с ней был Бог. «Сила Моя в немощи совершается» (ср. 2 Кор 12:9), — сказал Господь апостолу Павлу. На примере матери Марии (Скобцовой) эти слова иллюстрируются как нельзя лучше.