Путь дракона

Караванщик сидел рядом, облачка их морозного дыхания вырывались то в унисон, то вразнобой. С занесенных снегом деревьев за ними следили вороны, нахохлившиеся и сгорбленные, как старики. Снег, хоть и мокрый, был всего в локоть высотой. Когда они свернут с драконьей дороги, будет хуже.

— Не могу поверить! — в сотый раз повторил караванщик. — Мне даже не сказали!

— Решили, что вы не контрабандист, — откликнулся Маркус.

— Зато решили, что я дурак!

— Я тоже, — кивнул Маркус и, наткнувшись на обалделый взгляд тимзина, поспешил объяснить: — Нет, это не я решил, что вы дурак, а они решили, что я дурак!

Караванщик печально умолк.

За спиной таяли в дымке скалы Беллина, зима обещала быть скверной. На ночном привале, пока в стремительно сгущающихся сумерках погонщики ставили палатки, Маркус прошел по лагерю вместе с Ярдемом. Разговоры при виде их смолкали, улыбки делались фальшивыми. Злоба пропитывала людей, как масло — фитиль, и заботой Маркуса было проследить, чтобы нигде не вспыхнула случайная искра. Все как он ожидал.

У палатки капитана стояла Китрин.

Погонщик Таг исчез, словно и не бывало. Актеры помогли смыть краску с волос, лицо без усов казалось почти неестественно чистым. Из-за юного возраста и примеси циннийской крови девушка выглядела нескладной, однако ближайшие несколько лет обещали превратить ее в привлекательную женщину.

— Капитан Вестер, — начала она и запнулась. — Я… я не успела сказать, как вам благодарна.

— Я всего лишь исполняю свои обязанности.

— Все равно! Я о большем и мечтать бы не смела… Спасибо вам.

— Опасность еще не миновала, — бросил Маркус резче, чем хотел. — Доберемся до места — тогда и будешь благодарить.

Девушка зарделась — словно розовые лепестки рассыпались по снегу — и, неловко кивнув, пошла к фургону. Проводив ее глазами, Маркус покачал головой. Ярдем, по-прежнему стоя рядом, кашлянул.

— Эта девушка — не моя дочь, — сказал Маркус.

— Верно, сэр.

— Мне нет резона защищать ее больше, чем остальных в караване.

— Конечно, сэр.

Маркус прищурился на облака.

— Туго мне придется.

— Именно так, сэр.

Доусон

Королевская охота мчалась сквозь густой снегопад, за которым почти не слышался лай гончих. Доусон Каллиам припал к взмыленной шее коня, распластавшегося по воздуху; внизу неясным пятном мелькнул и пропал мерзлый ров. Вновь коснувшись земли, конь понесся вперед быстрее ветра. Позади раздались голоса. Не услышав среди них знакомых интонаций короля, Доусон не обернулся. Слева из снежной пелены вынырнула серая лошадь в охотничьем уборе из красной кожи. Фелдин Маас. Остальные скакали вплотную следом — неясные тени среди снежного сумрака. Доусон прижался к коню и вонзил шпоры в бока.

Матерый олень уже дважды чуть не ушел от охотников и своры, однако Доусон, с детства изъездивший холмы Остерлингских Урочищ вдоль и поперек при любой погоде, знал все тайные пути и ловушки. Олень успел повернуть к тупиковому ущелью — выхода оттуда нет. Убьет его, конечно, король Симеон, а в нынешней скачке охотники соперничали за право первым настигнуть добычу.

Нижние ветки сосны, зеленеющие на фоне белого сумрака, ясно указывали, куда помчался олень. Доусон взял в сторону, Фелдин Маас и прочие не отставали. Кто-то крикнул, собаки залаяли громче. Доусон, стиснув зубы, несся вперед.

Справа что-то вынырнуло — не серое. Белый жеребец без убора, на всаднике ни шлема, ни шапки, зато по рыжим волосам безошибочно, как по гербу, узнается Куртин Иссандриан. Доусон вновь пришпорил коня, тот рванул вперед — слишком быстро: равномерный, дробный галоп сбился. Пока конь пытался восстановить ритм, белый жеребец устремился вперед и обошел Доусона, а через миг с ним поравнялся Фелдин Маас на своем сером.

Пробеги олень еще тысячу шагов, Доусону удалось бы отстоять честь победы, но обреченное животное остановилось в расщелине слишком близко. Две собаки, упавшие замертво, лежали у его копыт, псари криком и хлыстами отгоняли остальную свору. У оленя был надломлен рог и окровавлен бок, левая задняя нога пропиталась кровью там, где особо ярый пес пытался вцепиться в лодыжку. Пятнистая шкура была изодрана, как рубище странника. Олень, тяжело дыша, повернулся к преследователям — Куртину Иссандриану и отставшим на полшага Доусону и Фелдину Маасу.

— Отлично исполнено, Иссандриан, — горько бросил барон.

— Красивое животное, да? — спросил победитель, словно не слыша.

Олень и вправду был великолепен: даже перед самой смертью, измученный скачкой и загнанный в тупик, он смотрел гордо. В глазах читались смирение и ненависть — но ни тени страха. Иссандриан, вынув меч, отсалютовал животному, и олень, словно принимая приветствие, склонил голову. На поляну вылетели еще шестеро всадников с гербами своих родов — они не скупились на громкие проклятия, под ногами их прыгали с лаем собаки.

Затем на поляне появился его величество.