Путь дракона

— Старина, ты и не представляешь, насколько разобщен двор. Иссандриан среди черни популярен: если они возьмут власть, достанется и ему. А поскольку Клинн со своим кошелем сейчас в Ванайях, у меня не так уж много способов на что-то влиять.

— Не хочешь же ты…

— Нет, фермерского совета не будет. Но нужно перемирие. В середине лета я отправляю Астера воспитанником к Иссандриану.

С кончиков исполинских пальцев капала вода, легкое облачко пара затмевало свет. Король Симеон, сидя в ванне, невозмутимо намыливал руки, пока до барона доходил смысл фразы.

— Иссандриан станет регентом, — хрипло выговорил Доусон. — Если ты умрешь до совершеннолетия Астера, Иссандриан станет регентом.

— Еще неизвестно. Но он предъявит права.

— Он попытается тебя убить. Это государственная измена.

— Это политика, — ответил Симеон. — Я надеялся, что Терниган оставит Ванайи за собой, однако старый болван слишком независимо мыслит. Он знает, что союзники Иссандриана входят в силу, и умудрился оказать им услугу, не перебегая в их лагерь. Теперь и мне, и им придется его ублажать — он будет сидеть в Кавинполе, окруженный лаской со всех сторон.

— Симеон! Куртин Иссандриан тебя убьет!

Король откинулся назад, темная вода покрыла плечи, на поверхности закружилась пена.

— Не убьет. Пока у него мой сын, он может повелевать мной как хочет, ничуть не обременяя себя монаршими заботами.

— Тогда сломи его. Я тебе помогу. Найдем сторонников — прежние порядки многим памятны, люди заждались дела. За нами пойдут.

— Да. Только куда?

— Симеон, старина, нельзя упускать случай! Антее нужен сильный король, и ты способен им стать. Не отправляй сына к Иссандриану!

— Время еще не пришло. Иссандриан идет в гору, противостоять ему сейчас — только разжигать вражду. Подождем, пока споткнется. Мое дело сейчас — не допустить, чтобы мы ступили на путь дракона. Королевство, не обремененное гражданской войной, будет для Астера отличным наследством.

— Даже если это не истинная Антея? — с болью в голосе спросил Доусон. — Что за честь владеть королевством, проигравшим свое наследие самовлюбленным юнцам?

— До того как Терниган отдал Иссандриану Ванайи, я бы с тобой согласился. Но что за честь затевать битву, которую не можешь выиграть?

Доусон взглянул на свои руки. Костяшки пальцев с возрастом распухли, кожа потрескалась от холодов. В нос ударил настойчивый запах мыльной пены — друг детства, король и повелитель, вздыхал и кряхтел, по-старчески ворочаясь в ванне. Где-то в комнатах Куртин Иссандриан и Фелдин Маас произносили тосты в честь друг друга, пили вино Доусона и смеялись. Щеки барона вдруг занемели, и он заставил себя разомкнуть стиснутые зубы.

Что за честь затевать битву, которую не можешь выиграть? Вопрос все еще висел в воздухе. Доусон постарался, чтобы в голосе не прозвучало разочарование.

— А в чем же тогда честь, мой господин?

Китрин

Драконьи дороги кончились, мир превратился в кашу из снега и грязи. Фургон то и дело подскакивал на кочках и ухабах, мулы оскальзывались, колеса со скрипом и грохотом продирались сквозь месиво, оставленное передними повозками. Китрин, сжимая поводья онемевшими пальцами, то и дело бросала взгляд на долины, которые все чаще встречались между холмами, и на редкие леса, переходящие в низкий заснеженный кустарник и заросли ежевики. Земли вокруг Вольноградья, цветущие по весне пышной зеленью, сейчас представали глазу нескончаемой снежной пустыней.

Позади осталось поле с гниющими стогами сена, навевающее горькие мысли о возможной судьбе хозяина, и виноградник с бесчисленными рядами шпалер, с которых безжизненно свисали черные лозы. Порой вдалеке, почти на грани видимости, мелькал заяц-беляк, время от времени показывались олени — и тут же исчезали с глаз, стоило кому-то из возниц или стражников пустить стрелу в надежде добыть свежего мяса. Китрин ни разу не видела, чтобы стрела попала в цель.

Холод не отступал, дни становились короче.

Красный диск солнца уже клонился к западному горизонту, и караванщик велел остановиться на ночевку у заброшенной мельницы. Китрин подогнала фургон к самому берегу замерзшего пруда, распрягла заляпанных грязью мулов и, задав корма, вычистила им шкуру. Подошедшая Опал взглянула на нее с одобрением.

— Глядишь, сделаем из тебя честного погонщика.

Китрин улыбнулась, обветренные щеки обожгло как огнем.

— Погонщика — может быть, а вот честного — это вряд ли.

Брови старшей подруги поползли вверх.

— Еще одна шутка? Мир перевернулся! — воскликнула она. — Ужинать будешь?

— Скорее нет. — Китрин придирчиво оглядывала копыта одного из мулов: замеченная вчера ранка не исчезла, но и не углубилась. — Не хочу к ним.

— К кому?

— К остальным. Меня недолюбливают. Если бы не я, сидели бы сейчас в Беллине у теплой печки. А капитан…

— Вестер? Да, временами он сущий медведь, я и сама не знаю, что о нем думать, — почти игриво сказала Опал. — Но уж кусаться-то он не будет, это точно. Разве что сильно попросишь.

— Все равно, — покачала головой Китрин. — Лучше посижу в фургоне.

— Тогда я принесу тебе еды.

— Спасибо, — произнесла девушка и вдруг вновь окликнула: — Опал!

— Да?