Путь дракона

Снаружи солдаты уже выстроились походным порядком. Гедер осторожно влез в седло — пояс выдержал: камни слегка впились в кожу, но ни один не выпал. Стражники каравана с хорошо разыгранным равнодушием смотрели, как Гедер салютует мечом и пришпоривает коня. С каждым неторопливым шагом он чувствовал, как расслабляется спина. Солнце теперь светило в глаза, почти ослепляя его, и Гедер оглянулся, пересчитывая солдат — не отстал ли кто, все ли здесь. Все.

На подъеме Гедер остановился, помощник подскакал ближе.

— Можем разбить лагерь там же, где вчера, милорд, — сообщил он. — А утром двинуться на юго-запад.

Гедер покачал головой.

— На восток.

— Милорд?

— Едем на восток, — повторил Гедер. — Гилея недалеко, переждем несколько дней в тепле, а потом вернемся в Ванайи.

— Мы возвращаемся? — спросил помощник чуть ли не изумленно.

— Почему бы нет, — силясь не улыбнуться, бросил Гедер. — Все равно ничего не найдем.

Доусон

«Зимние дела». От одних этих слов веяло безысходностью.

С самой длинной ночи до первой оттепели антейские аристократы сидели по замкам или присоединялись к королевской охоте. Возвращались к женам и любовницам, вникали в успехи подрастающих сыновей, пересчитывали доход с владений. Зима для высокородных — время домашнего покоя, отдыха у камина. При всей любви к Кемниполю Доусон, пробираясь сквозь выстуженные, пропахшие дымом улицы, чувствовал себя частью племени мелких придворных, купцов и прочего сброда. Однако дело того стоило, и оскорбление своему достоинству он сносил стойко.

И не он один.

— Не понимаю, почему вы так ненавидите Иссандриана, — сказал Канл Даскеллин, барон Ватермарк, протектор Нордпорта и чрезвычайный посол его величества в Нордкосте. — Он, конечно, самовлюбленный красавчик, но если считать грешниками всех гордецов и честолюбцев, то святых при дворе не окажется.

Доусон откинулся на спинку кресла. Залы Медвежьего братства поражали безлюдьем. Сиденья и подушки, обтянутые плотным шелком и кабральской парчой, пустовали; в комнатах, призванных даровать прохладу знойным летом, тут и там стояли жаровни. Служанки, которые обычно сбивались с ног, бегая по поручениям членов братства, теперь маячили в дверях и переходах в ожидании слова или знака. Летом в просторных удобных залах собиралась добрая сотня самых именитых сынов империи — выпить вина, выкурить трубку, обсудить государственные дела. Теперь, стоило Доусону чуть повысить голос, стены вторили гулким эхом.

— Дело не в характере, а во взглядах, — ответил он. — Маас и Клинн не лучше, но Иссандриан держит их в узде.

— Разница во взглядах вряд ли оправдывает… что? Заговор?

— Взгляды рано или поздно переходят в действия. Чтобы добиться власти, Иссандриан, Маас и прочие не прочь опереться на самую низшую публику.

— Фермерский совет?

— И это тоже, — кивнул Доусон. — Если они намерены отстаивать права толпы, то долго ли ждать, пока толпа начнет отстаивать сама себя? У нас и так ограничения — на рабов, на служанок-постельниц и холопов на господской пашне, причем все введены недавно, на нашем веку! И виной тому разные Иссандрианы, заигрывающие с работным людом, купцами и шлюхами.

Канл Даскеллин протяжно выдохнул. Тусклый зимний свет, падающий на его темную, почти по-лионейски смуглую кожу, не давал толком разглядеть лицо, однако Доусону хватило и того, что Даскеллин не стал спорить. И наверняка у него есть свой интерес, иначе он отказался бы от встречи.

— Самое время истинному духу Антеи пробудиться, — продолжал Доусон. — Эти псы думают, что они заправляют всей охотой. Их пора окоротить, и если мы будем дожидаться, пока принц Астер отправится под кров Иссандриана…

Молчание завершило фразу красноречивее всяких слов. Даскеллин дернулся в кресле и пробормотал проклятие.

— Вы уверены, что король так и сделает?

— Я слышал от него самого, — ответил Доусон. — Симеон прекрасный человек и прекрасный король, но ему нужны верные соратники. Он ждет случая поставить Иссандриана на место. И я ему этот случай обеспечу.

В проходе за его спиной послышались голоса и тут же стихли, на улице зацокали подковы. Канл вынул из кармана небольшую глиняную трубку и поднял руку. Служанка подошла к нему с тонкой свечой и, как только показался первый голубоватый клуб ароматного дыма, исчезла из виду. Доусон ждал.

— Каким образом? — спросил Даскеллин жестко, как на допросе.

Доусон улыбнулся: битва наполовину выиграна.

— Лишить Иссандриана силы. Отозвать Алана Клинна из Ванайев, рассорить Иссандриана с крестьянами. Разъединить приспешников.

— Мааса и Клинна?

— Для начала. У него есть и другие последователи. Но этого недостаточно. Их влияние так велико из-за разобщенности тех, кто еще помнит, что такое благородная кровь.

Даскеллин глубоко затянулся, огонек в трубке вспыхнул и вновь померк.

— Это и есть ваш заговор, — произнес он наконец.

— Верность королю — не заговор, — уточнил Доусон. — А настрой всей жизни. То, что мы должны демонстрировать постоянно. А мы проспали, и псы забрались в дом. И кому, как не вам, Канл, об этом знать.

Даскеллин постучал по зубам глиняным чубуком трубки и прищурился.