Путь дракона

— Говорите, — кивнул Доусон. — Что бы ни было — говорите.

— Хранить верность королю Симеону — одно. Стать орудием Каллиамов — совершенно другое. Да, меня беспокоят перемены, которых добивается Иссандриан с кликой. Однако менять одного честолюбца на другого — не выход.

— Вы хотите убедиться, что я не Иссандриан?

— Да.

— Какие вам нужны доказательства?

— Если я помогу отозвать Клинна из Ванайев, обещайте, что не обернете дело к личной выгоде. Все знают, что ваш сын служит под командованием Клинна. Джорей Каллиам не должен сделаться протектором Ванайев.

Доусон моргнул.

— Канл… — начал было он, но, встретив прищуренный взгляд Даскеллина, осекся. Когда он вновь заговорил, его голос прозвучал неожиданно жестко. — Богом и антейским престолом клянусь: после отставки Алана Клинна мой сын Джорей не станет протектором Ванайев. Более того, клянусь, что никто из моего рода не получит выгоды от ванайских событий. А вы, друг мой, поклянетесь ли в том же?

— Я?

— У вас ведь там родственники. Или я должен думать, будто вы поддерживаете короля только ради выгоды?

Даскеллин сочно захохотал — рокочущий смех раскатился по залу так, что зима на миг отступила.

— Господь прослезился, Каллиам! Да вы нас всех сделаете образцом бескорыстия!

— Поклянетесь? — настаивал Каллиам. — Присоединитесь к тем, кто предан королю Симеону и ставит возрождение традиции выше собственной славы?

— Верные слуги трона, — с улыбкой произнес Даскеллин.

— Да, — по-прежнему жестко ответил Доусон, несокрушимый как кремень и твердый как сталь. — Верные слуги трона.

Даскеллин вмиг протрезвел.

— Вы всерьез?

— Именно, — подтвердил Доусон.

Темные глаза скользнули по лицу Доусона, будто силясь проникнуть сквозь маску. А затем — как и в предыдущие полдесятка раз, когда Доусон говорил с такими же людьми, разделяющими его стремления, — смуглое лицо осветилось гордостью, Даскеллина переполнили отвага и чувство причастности к великому и благому делу.

— Тогда да, — тихо сказал он. — Клянусь.

Разлом, видимым образом делящий город на части, был не единственным знаком размежевания. По обе стороны от мостов аристократия жила в просторных особняках у широких площадей, а прочий народ ютился в тесных улочках и проулках. Живешь к северу от площади Кестрель — ты высокопоставленный вельможа. Держишь конюшни у южных ворот — кровь в тебе благородная, но богатство ты изрядно поистратил. Город скрывал тайны, известные лишь его обитателям, и даже деление на улицы не отражало всего разнообразия: самые бедные из горожан искали убежища в старых руинах под городом и влачили дни во тьме и нищете, едва защищенные от зимней стужи.

Темные камни мостовой побелели от инея и снега, запряженные в повозки мулы двигались медленно и осторожно. Кони опасливо переступали копытами, боясь поскользнуться; лошадей, сломавших ногу, забивали тут же, на улице. Кемнипольская зима не позволяла даже приказать, чтобы карета дожидалась у дверей, но Доусон был так рад исходу встречи с Даскеллином, что не подумал сетовать. Служанка подпоясала на нем плащ из темной кожи с серебристой прошивкой и с крючками из гелиотропа, и Доусон, надев широкополую шляпу, вышел на улицу. До дома, где его ждала Клара, предстояло добираться пешком.

Все отрочество он провел в Кемниполе: днем сопровождал отца на церемониальные встречи, а вечера проводил в пирушках, веселясь и распевая песни с такими же соседскими юнцами. Даже сейчас, спустя десятилетия, заснеженные мостовые хранили его тайны. Он прошел по узкому проулку, где Элиайзер Брейниако бегал нагишом, проиграв ему пари в тот день, когда обоим исполнилось четырнадцать. Затем миновал кишащий клопами квартал, где селились полунищие тимзины и ясуруты. Прошел под Морадовой аркой, где обезумевший последний дракон-император погиб от когтей собрата; арка из драконьего нефрита возносилась почти до высоты самого Кингшпиля и поражала хрупкостью и тонкостью работы — впору было дивиться, как она не ломается от легчайшего ветерка. Остался позади и публичный дом, куда отец привел Доусона в десятый день рождения и купил ему первую в жизни ночь с женщиной.

Небо, обратившееся в сплошное белое облако, благосклонно сияло над городом, рассеивая тени. С повозки булочника, едущей с рыночной площади, упала корзинка с миндалем, невесть откуда набежавшая детвора расхватала орехи раньше, чем возница успел вымолвить слово. С западной стены можно было взглянуть сверху на широкие равнины Антеи — как Бог на дольний мир. Город, совершенный и безупречный, вмещал в себя всю историю от падения драконов до возвышения Белого Пророка и дальше до бунтов рабов, после которых Антея восстановила империю первокровных здесь же, в Кемниполе — городе, некогда выстроенном драконами. Здешние камни хранили в себе память многих столетий, целых эпох.