Путь дракона

Маркус кивнул и занялся кошелем. Отложив долю для себя и Ярдема, он, несмотря на только что сказанное, пересчитал остаток. Все сошлось.

Труппа собралась у своего фургона, все по-прежнему в доспехах и с мечами. Дорога их частью изменила, частью оставила прежними: актеры посуровели, каждый владел мечом не хуже солдата, и при этом они хохотали и шутили не меньше, чем некогда в ванайской таверне. Сандр и Смитт соревновались, кто дольше простоит на руках, Кэри с Опал и Микелем обихаживали мулов, остроты и колкости сыпались дождем. Мастер Кит восседал на высокой скамье возницы, глядя на веселье, как милостивый святой из древних преданий. Маркус подошел к повозке.

— Кажется, мы все-таки довели дело до конца, — сказал мастер Кит. — Хоть я и не ожидал такого разнообразия событий.

— Хорошая комедия выйдет, — ответил Маркус.

— По-моему, очень похожая на жизнь.

— Да?

— В мире все смешно — но только если смотреть издалека.

— Наверное, — кивнул Маркус, передавая актеру деньги. — Чем теперь займетесь?

— Порте-Олива вроде бы не хуже других городов. Скорее всего вернемся к актерству. А для начала можно и отдохнуть. Здесь обычно много актеров-кукольников — может, удастся одного-двух взять к нам.

— Работать с вами одно удовольствие, — признался Маркус. — Все обернулось лучше, чем я ожидал, учитывая обстоятельства. Надеюсь, еще увидимся тут в городе. Мы остаемся до весны.

— Спасибо, что не кастрировали Сандра. Мне все-таки хочется когда-нибудь сделать из него актера на главные роли.

— Удачи вам с ним.

— Всего доброго, капитан Вестер. Не устаю удивляться, насколько редки люди вроде вас.

Что ж, с этим тоже покончено. Караванщик уже шел от повозки к повозке, сверяя списки и собирая подписи. У плеча Маркуса возник Ярдем.

— Нам понадобятся люди, — проронил он.

— И ведун. Войны здесь нет, кого-нибудь найдем.

Тралгут дернул звякнувшим ухом.

— А если девчонка захочет нанять нас для охраны, вы согласитесь?

Маркус глубоко вдохнул. В городе пахло конским навозом, рыбой и морской солью. Висящая в воздухе дымка затмевала небо — вместо голубого оно казалось почти белым. Капитан медленно выдохнул:

— Нет.

Караванщик уже подошел к фургону с шерстью, Китрин теперь стояла перед ним, как узник перед судьей — выпрямив спину, глядя прямо перед собой. Одна, вокруг незнакомый город: ни защиты, ни представлений о будущем.

— Тогда можно идти, — напомнил Ярдем.

Маркус покачал головой.

— Надо ей хотя бы сказать.

Караванщик двинулся дальше. Маркус глянул на тралгута, на девушку, сплюнул и пошел к ее фургону. «Сказать ей, покончить разом, — уговаривал он себя. — И забыть. И жить дальше».

Китрин встретила его тусклым, остекленевшим от усталости взглядом. Но даже сейчас, бледная больше обычного, она гордо подняла подбородок.

— Капитан.

— Мы с Ярдемом решили, что не будем тебя охранять, — сообщил Маркус.

— Ну что ж, — бесстрастно ответила девушка, как будто он сказал ей, что утром взошло солнце.

— Мой тебе совет: возьми сколько сможешь унести, остальное брось. Сядь на корабль до Лионеи или Дальней Сирамиды. Начни новую жизнь.

Караванщик свистнул, первая подвода отделилась от обоза — караван официально прекратил существование. Повозки стали со скрипом разъезжаться — к нужным рынкам, каждая в свой квартал. Тронулся в путь и актерский фургон, мулов которого Сандр и Смитт вели в поводу, расчищая перед ними дорогу. Китрин бель-Саркур — сирота и воспитанница Медеанского банка, начинающий контрабандист, почти взрослая женщина — устало смотрела на Маркуса.

— Удачи, — выговорил он и зашагал прочь.

* * *

Как и сказал мастер Кит, соляной квартал Порте-Оливы населяли куклы. Уличные кукольники торчали здесь чуть не на всех углах и, прячась за ширмой или в коробе, окликали прохожих голосами персонажей. Куклы — вроде нечестивца-ясурута Грошика и тимзинского хитреца Таракашки — сыпали избитыми расовыми шутками или, как полоумный король Ардельхумбельмуб в необъятной короне, высмеивали политиков. А некоторые — как первокровный Станнин Афтеллин, мечущийся в любовном треугольнике между флегматичной дартинкой и водящей его за нос циннийкой, — мешали в кучу и политику, и расовые насмешки, и непристойности.

Другие персонажи предпочитали более знакомые зрителям поводы. Посреди представления о жирном мяснике, который коптит окорока навозным дымом и сует в колбасу рубленых червей, из толпы вдруг выскочила циннийка и обрушилась на кукольника с обвинениями — ему, дескать, заплатил мясник-конкурент. В другом месте четверо королевских гвардейцев с мечами и в медных витых ожерельях, глядя на сценку об изюме и принцессе-волшебнице, недобро хмурились — аллегория, в чем бы она ни состояла, явно грозила кукольнику неприятностями.