Путь духовного обновления

В глубине человеческой воли живет некое верное, справедливое воленаправление, которое как бы «видит» или «чувствует» права людей и добивается их осуществления в жизни. Эту способность души можно обозначить как первоначальное или естественное правосознание; иные называют его «чувством права», другие «правовой интуицией», третьи «правовою совестью». Дело, конечно, не в наименовании, а в том, чтобы чтить в самом себе это проявление духа,

беречь его, пробивать себе дорогу к нему и совещаться с ним во всех правовых делах. Ибо только на этом пути можно развить и укрепить в себе «естественное правосознание» и придать ему в жизни настоящую творческую силу.

Естественное правосознание, подобно совести, присуще в большей или меньшей степени каждому человеку – «от природы». То, что оно дает и открывает человеку, есть – иногда смутное, иногда очень отчетливое – представление о лучшем праве; о духовно-верном и справедливом распределении прав среди людей; и, главное, о той объективной цели, которой служат право, государство и суд [106] . В частности, при применении и толковании закона, естественное правосознание указывает людям на то, какое содержание должно было бы

заключаться в данном законе, если бы законодатель исходил из естественного правосознания, и как нужно лучшим образом применить к жизни данный закон для того, чтобы он служил единой и объективной цели всякого права.

Само собой разумеется, что показание естественного правосознания не дает сразу ни готового закона, ни готового судейского приговора. Однако оно указывает человеку неколеблющееся и несомнительное направление, в котором должны двигаться ум и воля людей для творческого правообразования. Для издания закона и для вынесения приговора нужны особые полномочия. Но культивировать в себе естественное правосознание может и должен каждый из нас, особенно же те люди, которые заняты вопросами права по самому призванию своему. Ибо поистине право не есть только условная формула, выдуманная и установленная людьми, и значение права не определяется одним человеческим предписанием (по Аристотелю: «Θησει» – «уложением»); право есть, по самому существу своему, некая духовная, священная ценность и значение его определяется

тем способом духовного бытия, который присущ земному человеку от природы (по Аристотелю: «φυσει»).

Чтобы удостовериться и убедиться в этом раз и навсегда, надо только представить себе однажды со всею силою и наглядностью, что вот я (именно я, а не кто-нибудь другой) лишен всех прав и отдан в жертву полному бесправию: отныне у меня нет никаких огражденных полномочий; я нигде не могу найти никакой правовой защиты; другие люди не имеют никаких обязанностей по отношению ко мне, мало того, они могут делать со мной все, что угодно; им все позволено, а я – вне права и закона; я подобен как бы беспризорному ребенку, отданному в жертву чужой жадности, злобе и властолюбию…

Кто однажды вообразит себя в таком состоянии, и вчувствуется в него, и увидит себя погибающим

от него, – тот мгновенно «услышит» в глубине своего существа громкий и властный голос, требующий своих священных, неприкосновенных, неотчуждаемых прав и взывающий к их признанию, уважению и защите. Этот голос будет требовать не только права на жизнь, но и права жить свободно и свободно творить; он будет настаивать не только на священных правах личности и не только на их принципиальной неприкосновенности, но он будет требовать еще, чтобы они в самом деле были ограждены и не попирались другими.