Путь энтузиаста

Васенька!

Пиши кровью. Во время французской революции кто-то писал кровью. Смелость футуризма выше искусства. Мы перешли грани возможного – мы идем дальше. Новая жизнь строится в новых высших измерениях. Цель – свобода. Ты прав: мы должны предвидеть великие изменения. Это сделает война. Так было всегда. Тем необходимее соединиться всем мастерам искусства. Бояться нечего – нас большинство, мы не боимся труда, любим труд и красоту его показываем людям. С каждым часом нас понимают глубже. Шутовство критиков кончилось крахом: критики теперь сознают, что пока они занимались дурацкой арлекинадой – футуризм вырос и стал великаном. Видел А. А. Блока, он сказал: будем вместе. Часто вижу М. Кузмина, Ф. Сологуба, К. Чуковского, они нас приветствуют. Осенью ты должен быть здесь с «Разиным» и друзьями. Есть важные дела.

Жатва на полях кончилась: ржаные бабки стояли на жнивье, как солдаты, отрядами.

Я не отставал, собирая тучный урожай своей «литературной нивы».

Почти закончил «Разина», написал пьесу «Здесь славят разум», большую «Поэмию о Хатсу» и ряд стихов.

Для летнего «отдыха» этого труда вполне достаточно: нередко работал и по пятнадцати часов в день.

Перед отъездом три недели подряд бродил на охоте по лесам и озерам – в этом празднике уральской, оранжевой осени и был настоящий отдых.

После двинулся в Москву,

Сейчас же получил приглашенье приехать в Харьков – выступить с лекцией и стихами.

В коридоре харьковской гостиницы встретился с Игорем Северяниным, который приехал со своим «поэзоконцертом».

Северянин затащил к себе в номер, где я сразу почувствовал его стихи:

Цветов! огня! вина! и кастаньет!Пусть блещет «да»! Пусть онемеет «нет».

В номере блистало «да»! Цветы, вино, Тианы, Нелли, Ингриды и несколько харьковских пажей.

Было все очень просто.Было все очень мило.

Но все-таки всех «кудесней» был сам поэзоконцертант: высокий, черный, кудрявый, с «лицом немым, душою пахотной», в длинном сюртуке, с хризантемой в петлице, ну словом, русский Оскар Уальд.

Северянин метался от:

Вы такая эстетная, вы такая изящная,Но кого же в любовники?  И найдется ли пара вам?Ножки пледом укутайте дорогим, ягуаровым.

до «восторженой поэзы»:

Но пока молодежь молодаНе погаснет на небе звезда,

Не утопится солнце в воде, –Да весенятся все и везде!И смотрю я в сплошные глаза:В них – потоп, а в потопе – гроза.

Благополучно кончил свою «стихобойню» (так назывался мой вечер в Харькове), я уехал в «Петроград», переименованный из Петербурга.

Здесь от издательства «Современное искусство» Н. И. Бутковской получил предложенье написать монографию о Н. Н. Евреинове.

Евреинов зимовал тогда в Куоккале (Финляндия) на даче, там находился материал для работы. Туда я и уехал писать книгу.

В Куоккале в это время проживали в собственных дачах знаменитый «художник земли русской» Репин Илья Ефимович и известный критик К. И. Чуковский.

Куоккала – место замечательное: на берегу моря, дачи кругом в сосновом лесу.

В белой зимней тишине в евреиновской даче, принадлежащей родителям художника Юрия Анненкова, среди блестящих картин Анненкова мы и работали: Евреинов – в своей комнате, я – в своей.

Евреинов писал большой труд о театре, усердно писал, а в часы отдыха садился за рояль, прекрасно играл вещи своего сочинения и вообще, что угодно.

У Репина были традиционные обеды по средам – специально для гостей.

Приезжали из Петербурга.

В первую же среду мы пошли к Репину.

Илья Ефимович сразу же поразил необычайно жизнерадостностью, культурностью широкого большого человека.

Евреинов шутил:

– Смотрите, Илья Ефимыч, перед вами – один из самых страшных футуристов.

Репин радостно басил:

– Ах, вот это интересно! Браво, браво! Ну, как же это интересно! Все говорят о футуристах, и я желаю очень познакомиться. Ну! и восхитительно! Милости просим!