Путь к колодцу (СИ)

   Знает он, если, долго не мигая, смотреть в пламя, то вдруг пропадает торопливая суетливость в метании пламени, утрачивает резкость их образ, расплываясь туманными пятнами, и если напрячь глаза, то эти туманные образы открывают за собой огромное пространство, и исчезает вдруг пропасть во времени, и видит он...

   Глава 31

   Вон вдали, в седловине между двумя пологими сопками белесые пятна сгрудившихся юрт стойбища его отца. Прозрачный дымок, тоненьким штрихом застывший в неподвижном на закате воздухе. Длинная тень от вершины, подбирается к юртам. Синеющее глубиной наступающих сумерек небо. И наполняющий всё пространство крик... Долгий пугающе пронзительный крик ужаса, несущийся от юрт.

   С детства был он трусом, боялся темноты, собак и лошадей, боялся теней и призраков. Страх, казалось, навсегда округлил его глаза. Ни для кого из родных не было это тайной, смирились они с тем, что не будет он опорой и надеждой рода, по-своему любили его, но ни кто не верил, что восславит он имя отца своего в веках.

   И тогда, услыхав крик, остановился он, скованныё страхом, глядя, как неторопливо начала расползаться от юрт грязно-серая клякса овечьей отары. Как, поднимая за собой серый шлейф пыли, умчал за сопку обезумевший от страха косяк лошадей.

   Что-то пугающе непонятное происходило в стойбище, чьи-то быстрые тёмные тени мелькали между юртами. А вон, кто-то в белом, побежал в ущелье, ища убежища среди растущего там густого кустарника, но метнулись серые тени на перехват...

   Не стал он смотреть окончания погони, охваченный необоримым чувством страха, повернул он коня и во весь мах погнал его неведомо куда. Кто овладел его телом? Почему у него не оказалось сил, что бы противостоять этому захватчику?

   Заныло давно уже равнодушное сердце, погрузившись в печаль о невозвратном, давно прошедшем...

   Несколько бесконечных дней и ночей плутал он в горах, забыв о еде и воде, потеряв коня. Случайно нашли его почти обезумевшего, но помнит он с какой радостью встретили его родные, уже совсем потерявшие надежду, решившие, что угнали его ойраты во время набега. А он чувствовал себя предателем. Ни кто не спрашивал его - где был, что делал? Ни кто не укорял его, а он всё искал и искал себе оправдания, вновь и вновь уличая себя в трусости и предательстве.

   Страх - обратная сторона богатого воображения, любую мелочь способно оно превратить в многоголового дракона ужаса. Простые обычные явления складывает оно в жуткие постройки. Тяжело человеку под тяжким бременем воображения, там, где другой пройдёт, даже не обратив внимания на происходящее, остановится он и затрепещет, увидав бездну и представив падение. В трое храбрее ему надо быть... В четверо...

   Метаются огненные всадники по поленцам, рисуя и стирая какие-то не узнанные образы, и сидит он, напряжённо всматриваясь, пытаясь увидеть нечто, ещё не узнанное.

   Воображение его - его проклятье, но и его спасение, всё его без остатка направил он на борьбу со страхом, на отыскание причин страхов.

   Он уговаривал и пресмыкался, натравливал и советовал, выматывал жилы из врагов, но поначалу делал это чужими руками. Ни когда не был он бохадуром-смельчаком, ни когда не сверкал подобно молнии меч в его руках, ни когда не мчался он впереди, заражая воинов отвагой собственного примера. Всегда был он сзади, следил за боем со стороны, ни когда не утрачивая связи со своими сотнями.

   И как снежный ком росли они, повинуясь его воле, метались по степи, смиряя непокорных. Реки крови пролитой ими вымыли страх из его души, и нет уже в Степи того, кем бы он ни был, кто бы осмелился теперь без страха и почтительности взглянуть в сторону его. Многому тогда научился он, многое узнал, пока хлестали его пёстрые сотни Степь узкими своими клинками.

   Скачут быстрые язычки пламени быстрыми всадниками, оставляя после себя серый невесомый прах. Не видны глаза Повелителя под тяжёлыми веками, ни кто не догадывается о чём дума его, что видит он... Страшен взгляд его бесстрастных глаз, обращает он в пепел города и страны, рушит империи. Подкашиваются колени, от звука имени его, леденеет кровь от топота коней его...

   Незаметно одевается жар серой тусклой плёнкой пепла, тускнеет его огненная ярость и рассыпается в прах... Ни кто не знает о страшной глыбе безразличия и равнодушия, мучающей Повелителя своей непостижимостью, безнадёжностью дел его... Смотрит Повелитель в огонь, и кажется ему, вот-вот поймёт он, увидит то, изначальное... В жарком пламени откроется перед ним нечто, что растопит глыбу и дарует покой. Может, не хватает жара? Он зажжет города, страны...

   Потрескивают аккуратные поленья к костре, ароматный дымок сизой змейкой вьётся, теряясь во мраке ночи... Нет, не помогут ни огонь, ни жар...