Путь к океану

— Спасибо, Азули, — проследив за исчезающей спиной газетчика, поблагодарил узнающую мужчина, — Ты не представляешь, от какой ужасной участи спасла этого типа. Он тебя благодарить должен до конца существования.

— Да, ладно, — беззаботно откликнулась Всевидящая, — это существование еще не поздно сократить. Ты выглядишь так, будто из тебя слова прессом выдавливали.

— Примерно так все и было, — горько усмехнулся леквер, снова садясь на диван. Узнающая присела рядом, дружески обняв Сотворителя. Она могла себе это позволить, так же как и он ответно поцеловать ей руку. Слуги давно ушли, Лиария понесла посуду на кухню, так что они остались одни.

— Ты уверен, что я должна это сделать? — неожиданно сменила тему разговора Всевидящая. Дэрл кивнул и, не удержавшись, разразился кашлем. На белой манжете парадного костюма мелькнули кровавые капли.

— Что это? — Азули тот час же отскочила от мужчины, словно боясь испачкаться вместе с его одеждой, — Только не говори мне… И давно?

— Семь лет, — кое-как выровняв дыхание, признался он, — Ты думала, что я настолько благороден, что все это делаю ради нее? Нет, Ази, я тоже скоро погибну, поэтому мне нужно спастись и спасти ее.

— Зачем ты это сделал? — в ужасе и смятении спросила узнающая.

— До того, как болезнь покончит с ее легкими, оставалось не более десятка циклов, — просто отозвался леквер, — Чем дольше живешь, тем дольше хочется жить. А ей было уже больше двадцати — это, по меркам людей около четверти жизни. А мне — более тысячи. Для меня несколькими годами позже, несколькими раньше, без разницы. Она не в курсе, не надо на меня так смотреть. Для человека обмен сущности на часть души проходит совершенно незаметно. Тем более, что я это делал постепенно. С каждым прикосновением, взглядом, переливая сначала мою сущность в ее тело, а потом забирая ее обреченную душу. Конечно, кое-что я оставил и себе, и ей. Полное растворение, знаешь ли, не очень приятный процесс.

— Знаю, — теперь уже Азули не удержалась от хмыка, — или ты считаешь, что обряд превращения в андерета по сути чем-то отличается от этого? За те несколько минут или секунд, что леквер продолжает жить, ты полностью становишься его частью. Да и потом все никак не можешь отделаться от некоторых его привычек. Это отвратительно.

— Ну, — пожал плечами Сотворитель, — спорить с тобой не буду. У каждого своя история и свое мнение. А я каждый раз готов был умереть от радости, когда чувствовал, как она словно входит в меня или я начинаю жить в ней. Жаль только, что она не могла разделить этого чувства. Да…

— И что было дальше? — с широко раскрытыми глазами спрашивает она. Я многозначительно вздыхаю, пытаясь за это время хоть что-то придумать. В конце концов, не рассказывать же ей о том, как в детстве мне приходилось по несколько часов сидеть подле отца и выслушивать длинные отчеты советников. Я пытаюсь поверить, что у меня, действительно, было самое обыкновенное человеческое детство с мягкими игрушками, школой и маленьким кудлатым песиком по клички Шарик. Пытаюсь ни пропустить ни одной детали, словно нанося на картину очередной штрих. И уже секундой позже вижу этого самого Шарика, которого глупые подростки решили измучить до смерти.

— Больно было, — наконец признаюсь я, — Сама понимаешь — им по пятнадцать лет, а мне всего одиннадцать. По-твоему, я мог дать им достойный отпор? В общем, если бы не мой друг, они бы и меня забили. А так все кончилось парой сломанных ребер, рассечением брови и кучей синяков. Но зато собака жива осталась.

У нее на глаза наворачиваются слезы. Я старательно пытаюсь не замечать их, дотрагиваясь до небольшого шрама над правым глазом. Шрам настоящий, только полученный при совершенно других обстоятельствах. Наверное, если бы тогда и правда вмешался будущий начальник гвардии Эквер Маринес, все было бы иначе. Ребра, кстати, тоже пострадали.

Это был единственный раз, когда я не сдержал чувств…

— Не переживай, на мне все очень быстро зажило! — пытаюсь успокоить я ее, но она упрямо хватает меня за плечи, словно боясь выпустить. Тонкие пальцы больно впиваются в кожу, но мне никак нельзя сейчас расслабляться нарушать эту связь между нами. Улыбнувшись, я медленно отдаю ей себя по частям.

Уже через минуту она перестает плакать, не замечая, как у меня трясутся руки.

Стоило Всевидящей появиться у себя в покоях, как Лиария немедленно бросилась к ней, пытаясь помочь освободиться от неудобного платья и высоких туфель. Однако, госпожа лишь устало махнула рукой, и девушка отошла.

— Не надо. Моя программа встреч на сегодня еще не окончена, — в голосе узнающей сквозило явное раздражение, — Ты что, моя новая горничная?

— Да, — склонив голову, едва слышно прошептала Лиария. Но Азули было на это наплевать. Она уже не слушала ее, барабаня пальцами по колену и что-то бурча себе под нос. Слова разобрать было невозможно, как служанка не прислушивалась.