— Все. И не только с нею. Но с водой у меня выходит лучше всего. Она чистая, в ней нет примесей, которые мешали бы мне управлять ею. Возможно, поэтому пресная вода подчиняется легче, чем соленая.
— Но, насколько я поняла, у Азули была еще одна возможность меня залатать?
— Да, но она менее доступна для нее. Есть один способ исцелить живое существо: надо только немного поработать с его основой. В нашем случае это означает обменять часть своей сущности, для вас же — часть души. Но судя по тому, какой ты располагаешь силой, тебе могли перекачать как чью-то сущность, как и подпитать душу. Единственная загвоздка состоит в том, что при этом ты должна была быть в сознании и полностью контролировать свои действия. На этом основаны многие наши традиции.
— Например, помолвка? — догадалась я. Элаймус кивнул:
— А также свадьбы, различного рода посвящения, дружеские клятвы и так далее. После, скажем так, подобных мероприятий наш внутренний резерв словно пробуждается, подключаясь к восстановлению организма. Но ведь ничего подобного здесь с тобой не проводили, так ведь?
— Нет, — покачала я головой. Элистар отвернулся, неожиданно захихикав, — Что?
— Просто… Нет, ну не могла же она воспользоваться кинжалом? Не может такого быть, чтобы наша великая Всевидящая повторилась в своих действиях. Или у нее уже такой глубокий склероз?
— Ты о чем, Элаймус?
— Да есть у нас один замечательный артефакт. Так называемый кинжал-хранитель. Этот замечательный ножик буквально вытягивает из леквера его сущность, оставляя только пустую оболочку. Или даже с оболочкой. Тогда от несчастного ничего, кроме кучки праха, не остается. В смысле, от счастливчика. Потому что если он лишается лишь сущности, его тело продолжает жить, но эта жизнь еще хуже, чем человеческая.
— По-твоему, люди хуже скотов, да? — не выдержала я.
— Да не в этом дело! — в свою очередь рявкнул мужчина, — Я не имею в виду, что быть человеком — это отвратительно. Но представь: ты способна одной рукой проломить череп громадной птице, силой желания заставить слушаться тебя огонь или свет. И вдруг, в одно мгновение тебя лишают этого. Раз, и ты даже пятикилограммовый булыжник, который вчера с легкостью подбрасывала на ладони, с трудом отрываешь от земли.
— Все равно, что в одночасье из миллионера стать нищим, — дошло до меня, — Погоди, но ведь в таком случае вы, наверное, начинаете стареть быстрее, становитесь уязвимее? А как же ваши территории, принадлежащие вам земли?
— То-то и оно. Мы теряем связь со своими владениями. Они становятся для нас самым обыкновенным участком земли с посадками и строениями. И стареть мы начинаем чуть медленнее, чем вы. За несколько десятков лет такой жизни, мы превращаемся в стариков, в настоящих развалин, страдающих всеми болячками и впадающих в маразм.
— Но почему вы продолжаете жить? Насколько я успела уловить, ваши тела и ваши сущности — это единое целое. Я… — я запнулась. Нет, не надо об этом лишний раз себе напоминать, да и лекверу знать не обязательно. То, что я стала причиной смерти Алерга и его товарищей — это еще одна страница жизни, написанная кровью. Болезненная страница, которую давно пора перелистать. И не оставлять закладок.
— Мы уходим, когда наша сущность переходит в другой мир или же растворяется в ком-то, — при последних словах Элаймус выразительно покосился в мою сторону. Значит, это уже и ему известно, — Но если сущность остается в этом измерении, мы продолжаем существовать. Да, тело и дух разделяют порой сотни рекреций полета, но главное, что они находятся в одном времени.
— Ясно. И какова процентная вероятность того, что Азули воспользовалась этим кинжалом-хранителем?
— Ноль целых, одна десятитысячная. Подобные деяния не остаются без внимания общественности. Ее бы немедленно поймали, посадили бы в зверскую башню. Этот замечательный инструмент был запрещен Советом к использованию еще две тысячи лет назад. И наказание за нарушение запрета одно — смерть. Не думаю, что сегодняшний Сотворитель допустил подобное. Да и журналисты бы сразу подняли шумиху. Кстати, о них!
Элаймус подошел к небольшому столику, на котором лежала газета. Леквер брезгливо подцепил ее двумя пальцами, осмотрел, развернул. Я скользнула взглядом по заголовкам и замерла на одном. Кинулась к Элистару, вырывая у него несчастную бумагу. А в голове продолжало звенеть: "Убийсво Сотворителя не осталось безнаказанным".
Убийство… Сотворитель… Дэрлиан… смерть?
Слова совершенно не соединялись в единое целое, потому что просто не подходи друг другу. Я не могу снова его потерять. Это просто противоречит всем законам жизни, ведь человек не может погибнуть дважды. Да и леквер, пожалуй, тоже.
Наверное, я стала падать. Во всяком случае, иначе Элистар не стал бы хватать меня за плечи и аккуратно усаживать на пол. Зрение снова стало чудить, ушла вся резкость, заслонив мир пеленой слез.
— Этого неправильно, — только и смогла выдавить я, — Неужели опять то утро?