Путь к океану

Я бессмысленно взирала на далекий берег реки, заросший курчавыми кустами с крупными ярко-рыжими цветами, видными даже отсюда. Водоем был глубокий, но спокойный, так что как только мы подъехали к нему, немедленно было принято решение искупаться. Конечно, это не купание в настоящей ванне, но, въевшуюся за три дня путешествия, пыль мы все же смыли. Все это время я пребывала в каком-то странном состоянии, больше похожим на анабиоз. Ни лишних мыслей, ни каких-либо чувств, словно на меня надели слишком узкий костюм, и теперь я боялась пошевелиться, чтобы он не разошелся по швам. Причем, за полной моральной неподвижностью пришла и физическая. Движения стали медлительными, ноги и руки тяжелыми, а шея поворачивалась только в тех случаях, когда глаза уже не способны были больше скоситься в сторону. Больше всего мне хотелось сейчас оказаться в тесной, темной пещере, в которую не проникал бы ни один звук. Друзья всячески старались меня расшевелить, втянуть с головой в деятельность. Что ж, я не противилась, привычно помогая ставить палатки, разжигать костер или готовить. Гервен действовал другими методами, стараясь меня поддеть или разозлить. Не злобно, скорее шутливо, а иногда снисходительно. Однако, ни его подколки, ни постоянные разговоры о ничего не значащих для меня мелочах, не могли вернуть меня к полноценной жизни. Будто мое сердце вырвали, а кровь заморозили прямо в сосудах, оставив замерзать оставшуюся плоть.

Меньше всего меня старался трогать Викант, и я была ему за это безмерно благодарна. Кажется, даже угроза скорой смерти не могла заставить меня снова смотреть на него. Чувство вины, смешанное с растерянностью сплавлялось в моих снах в жуткие картины, от которых поутру хотелось долгими часами кричать. Нет, теперь у меня не было не только кожи, я лишилась и последних мышц, и теперь во все стороны торчали нервы, пульсирующие болью. Самым страшным испытанием в эти дни стал взгляд Дэрлиана. К счастью, он большую часть времени был вне поля моего зрения. Стоило же ему появиться передо мной, как в груди начиналось невообразимое жжение, руки сами тянулись к тяжелым или режущим предметам, готовые нанести удар. Мне хотелось порвать его, растоптать, превратить его в кровавое месиво… или броситься на шею и врасти, подобно древесному корню в чернозем. От этих противоречивых желаний на глазах невольно выступали слезы. Будто во мне жило два человека с одним лицом: той, прошлой Лидой, обожавшей смеяться, Лидой из моего мира и угрюмой эивиной Мениас, которую снова обманули и заставили страдать. Первая рвалась к любимому, по-христиански прощая ему все грехи, а вторая неслась от Дэрлиана в противоположную сторону, пытаясь забыть его.

— Лида, можно с тобой поговорить, или ты все еще пребываешь отдельно от своего мозга? — Гервен. Я невольно улыбнулась, но не оттого, что мне стало легче или приятнее от его голоса. Скорее это была улыбка удивления. Так причудливо переплелись наши жизни, что из злейшего врага зеленоглазый леквер стал для меня (во всяком случае, на данный момент) лучшим другом. Он единственный не раздражал, не лил на оголенные нервы кислоту.

— О чем?

— Я тут подумал и решил, что надо посоветоваться с тобой.

— Да ну? — надо же, в кои-то веки кто-то снова смог преподнести сюрприз, — С чего это ко мне такое расположение. Уж не потому, что я вчера тебя в карты обыграла?

— Об этом, милая, у нас будет отдельный разговор. Нет, не по этому. У меня появилась одна идейка, настолько интересная, что только сумасшедший на нее согласится. Короче, шансы на то, что нас всех не перебьют, практически равны нулю. Мы ничего не теряем. Так?

— Гервен, ближе к телу.

— В общем, почему бы нам не поехать к узнающим, может, они нам помогут.

— Типа, попросить политического убежища?

— Скорее вооруженной поддержки, — довольно осклабился Элистар, — Одним убежищем тут не поможешь. Видимо, на сей раз, придется пользоваться излюбленным методом Велеры: бить врага по всем незащищенным местам.

— Он же твой дед, — не то чтобы я была против такого исхода, но спокойствие, с которым приятель говорил о нем, меня покоробило, — Неужели тебе не жалко его?

— А тебе жалко Дэрлиана? — вопросом на вопрос, и снова спазм по всему телу, — А он, в отличие от Элаймуса, хотел тебе только добра. Знаешь, в этой жизни ни кровные узы, ни узы брака не могут служить гарантией того, что тебя простят. Я знаю, о чем говорю. Может, это покажется тебе неправильным, но мне очень хочется стереть Элаймуса с лица мира. И отчасти из-за того, что он мой дед, а значит, и я могу оказаться таким, как он. Он причинил боль многим, как и я.

— Ты? Но кому ты сделал плохо? — уголки губ Элистара опустились, а в зеленых глазах появилось несвойственное лекверу выражение печали. Мне почудилось, что он источает ее, смешивая с моей, окутывая нас невидимым полем. Зеленоволосый явно почувствовал если не то же самое, то очень похожее, прижимая к себе.

— А ты?