Она умирала и возрождалась. Наблюдала за темноволосой головой, за мощными размеренными гребками, за тем, как расслабляются и прорисовываются на плечах выпуклые мышцы – горела, плавилась и знала одно наверняка: сегодня, когда он выйдет из воды, то прочувствует то же, что и она накануне. Да-да. А она ни в чем себе не откажет.
«Бог Смерти» неспешно наслаждался прохладой и, кажется, знал о ней – о тайном присутствии в кустах девчонки, – так ей чудилось.
Сброшенные штаны белели на берегу кляксой; рядом, наполовину утопленный в песок, стоял шампунь; время от времени, когда пловец нырял, над водой на секунду показывался голый зад.
Он дразнит ее?
Хотелось стонать.
Над озером раздавался плеск, фырканье, летели в сторону брызги. Зачерпывали воду ладони, скользило в волнах мощное тело, мелькали пятки…
А потом все стихло.
Почти. Осталось лишь мягкое покачивание исходящей кругами поверхности и тихий шелест наползающих на берег волн – «нарушитель» озерного спокойствия неторопливо шел из воды.
И тогда Алька двинулась навстречу.
Совсем как и он прошлым вечером, не испытывая смущения (ну, почти), выбралась из укрытия и отправилась вперед – к желанному торсу, мокрым волосам, мощным ногам и прекрасному, покрытому влагой лицу.
Она чувствовала себя собачкой, глядящий на самый аппетитный в мире окорок, опьяненной похотливой развратницей, горячей нимфой, женщиной, целиком и полностью одержимой мужчиной – одним определенным мужчиной….
«Кто бы думал…»
Они приблизились друг к другу.
И, как прошлым вечером, его лицо не выказало никого удивления, лишь насмешку – мягкую и дерзкую – мол, решилась?
Так кто же кого дразнил?
А не важно. Стало не важно в тот самый момент, когда взгляд Алесты, ощупав каждую черточку знакомого лица, шеи, груди, напрягшихся сосков и пупка, добрался туда, куда все это время хотел добраться, – до покачивающегося под черными кудрявыми зарослями ствола. До толстенькой, почти что жирненькой налитой сосиски. Пока еще висящей, но уже под углом, в направлении нее.
И с каждой секундой становящейся все толще, поднимающейся все выше.
Она не удержалась. Слушая грохот собственного сердца, протянула дрожащую руку и коснулась пальцами набухающей мужской плоти – коснулась впервые в жизни и испытала от этого такое острое наслаждение, что захотелось стонать, – осторожно обхватила ее – полумягкую-полутвердую – пальцами, сжала.
Наверное, она слишком дерзкая? Может, неумная? Безрассудная? Совсем дурочка?
Но как хорошо…
Глаза Баала теперь смотрели иначе, как будто через такую же пьяную дымку, а смотрели, кажется, не на нее, а куда-то прочь, в свои собственные мысли и желания.
Аля дерзко заглядывала в мужское лицо.
– Думаешь, ты один хотел потрогать? – прошептала хрипло.
Ей не ответили. И она переместила руку в то место, которого так же желала коснуться – к мошонке. Обхватила пальцами тугие яички (здесь у мужчин хранятся детки), легонько сжала их, шумно выдохнула. Поняла, что еще чуть-чуть, и она не удержится на ногах – ее собственное тело полыхало, кровь кипела, разум почти отключился, сочась единственной мыслью – еще, ближе, ближе…
А ближе нельзя.
«Бог Смерти» хоть и «терпел» сладкую муку, позволял играть с собой, но сдаться бы пока не сдался – Алька ощущала это наверняка. Еще не время, он еще не дозрел, не унял внутренних демонов, а потому оттолкнет.
Ничего, она даст ему время.
Она, все еще держась за мошонку, привстала на цыпочки и медленно приблизила свое лицо к его, поцеловала краешек губ. Затем сдвинулась, прижалась к мягким и жестким одновременно губам своими, коснулась их языком, едва удержалась на ногах. Глубоко вдохнула запах распаленного мужчины и его страсти, заулыбалась от того, что ее собственное опьянение усилилось, почувствовала, что сделалась дурочкой целиком и полностью – счастливой и одурманенной близостью крепкого желанного тела.
Нет, ей сегодня не заснуть.
– Так что? Все еще думаешь, что я не люблю мужчин?
Она, кажется, знала, почему он молчал – боялся, что шелохнется и утратит контроль. И потому оставила его, как и он ее, – отняла руку от упругой и нежной на ощупь мошонки, еще раз ласково сжала пальцами теперь уже горячий и очень твердый вздрагивающий под пальцами пенис – подивилась его размеру, – попрощалась с ним, развернулась и, покачивая бедрами, поплыла прочь.
И пусть теперь мужской взгляд жжет ей спину. Пусть хоть испепелит, глядя на ее женский триумф.
Ступая сначала по сырому, а затем и по сухому песку, Алька покачивалась.
Алька балдела.
Алька ликовала.
Полчаса спустя стемнело.
Ее трясло в комнате. Между ногами пульсировало, жар перекатывался по телу волнами, а сознание разрывало от противоречивых мыслей. Может, она не должна была сегодня вот так? Может, слишком дерзкая? Может, навела его на мысли, что ей нужен от него лишь секс, что он – объект для испытания мужчин и ее самой на совместимость?
«Барашек для проверки женственности?»
Да она и так уже ощущает себя женственнее некуда!