Путь к свободе

Был полдень. Стояла необычная тишина. Ослепительно яркое и горячее солнце, казалось, расслабило воздух и сделало его неподвижным; слышалось монотонное жужжание насекомых. Нарядные, беззвучно летающие бабочки кружились над неподвижными кустами шиповника и терна и нежно чуть-чуть прикасались к ярко алеющим, только что появившимся среди зелени макам. В прозрачной синеве неба невидимый жаворонок страстно разливал свою весеннюю любовную песню.

И вот эту тишину разорвали встревоженные человеческие голоса:

— Эй, на соб-ра-ни-е-е!

— Душегубов обсуждать будем!

— Все-е до главных захо-о-дов!

— На собрание!..

Огромная балка-выемка, находившаяся у главного захода в каменоломни, окруженная обрывами, стала быстро наполняться вооруженным народом. Партизаны по приказу командиров рассаживались на зелени пологих обрывов. Сюда потянулась вся деревня Аджимушкай. Шли рабочие заводов, крестьяне, каменорезы, батраки, рыбаки, старики, старухи, парни, девушки, подростки, дети. Обрывы этой балки, вернее — котлована, имели вид какого-то грандиозного открытого цирка, наполненного тысячами людей. Из заходов показались дымящие факелы — то выводили с завязанными глазами арестованных полковника, поручика и их дам. Им развязали глаза. Они с удивлением и ужасом рассматривали возбужденных, оборванных, изможденных партизан, одетых кто в дырявую, пожелтевшую от времени шинель, кто в изодранный, задубленный от грязи ватник, кто в матросскую форму, кто в парусиновую голландку. Это был мужественный, выносливый, героический русский народ.

Внизу, около захода, на глыбу камня поднялся председатель штаба Савельев, и голос его громко раздался над головами собравшихся людей:

— Товарищи! К нам прибыла делегация из города с ходатайством об освобождении задержанных нами офицеров. Мы этот вопрос обсудим здесь, на общем собрании всех партизан. Сперва я предлагаю дать слово делегатам — пусть они расскажут всем, чего они хотят от нас.

— Давай, давай послухаем, що воны нам скажут!

— Посмотрим, что за птицы к нам еще прилетели…

— Не верьте гадюкам!

— Тише!

Перед собравшимися на той же возвышенности, с которой сошел Савельев, выросла худая и тонкая фигура Литкина. Не успел он промолвить слова, как послышались со всех сторон возгласы:

— Это ж эсер! Долой! Такого делегата нам не нужно!

— Цэ ихний гусь, цэ не наш!

— Долой белоручек!

— Геть отсюдова!

— К бисовой матери его!

— Товарищи, так это ж той господарик! У панов тарелки лыжэ… Сходь оттуда!

Какой-то надрывающийся голос упрашивал:

— Товарищи! Тише! Да подождите… Выслушаем, что он хочет нам сказать.

Над бушующим народом поднялась рука Горбылевского. Людское море затихло.

Литкин заговорил.

— Граждане, сейчас в городе, — сказал он взволнованно и заискивающе, — арестовано несколько сот рабочих и крестьян. Каждую минуту им угрожает смерть…

— Все знаемо! Говори: что ты хочешь от нас?

— Им угрожает смерть, будут расстреливать тысячу за одного.

— И это мы знаем. Говори прямо!..

— Не верти!

Шум, ругань заглушали одинокий голос Литкина.

Он постоял немного с опущенной головой и сошел с камня. Проходя мимо Горбылевского, произнес с отчаянием в голосе:

— Да, мы для них чужие.

Наступила внезапная тишина. На известняковую глыбу поднялся Горбылевский. Обратившись к прибывшей делегации, он бросил:

— Не верит вам народ!

И, взглянув на пленников, Горбылевский продолжал:

— Вы, полковник, видите перед собой настоящих героев! Это рабочий класс и бедное крестьянство, это революционная армия, которая в таких муках отстаивает свои законные права на жизнь, на свободу. Что бы вы ни делали с нами, но цепей рабства вам больше не надеть на нас! Все умрем, но рабами не будем! Ни этот мрак подземелья, ни ледяной холод, пронизывающий нас до костей, ни ваш динамит, ни ваши зверства, ни те корабли гнусных кровавых интервентов не устрашат нас. Вы кричите везде, пишете в своей прессе, что здесь, в подземелье, собрались бандиты, разбойники! Так ли это? Вы своими глазами теперь видите, что не так. Это люди, на чьих страданиях и мучениях, на чьей крови вырастает будущая независимость всех народов! Эти люди не занимаются пытками, грабежами и разбоем, как это делают в вашем белом стане ваши головорезы офицеры!.. За вас, полковник Коняев, присланного в Керчь самим Деникиным, чтоб уничтожать нас, лучших людей земли, вот за вас-то одного белое командование решило погубить тысячи невинных, мирных людей!

Коняев побледнел. Он испуганно оглянулся. Все застыли в напряжении. Полковник Краснокутский устремил свой взгляд в самую гущу партизан. Он смотрел на них, казалось, внимательно и с состраданием.