Бледная, как смерть, княгиня приподнялась на подушках, потянулась и поймала своей маленькой ручкой лапоподобную руку спасителя. Кожаная перчатка ненароком сомкнулась вокруг ее ладони. Она хотела что-то сказать, даже приоткрыла пухлые губки, но не успела. Лицо в черной маске повернулось, и узкие опаловые глаза обожгли безразличием. Кожун дернулась, отстранившись, и вновь спряталась под единственной защитой от внешнего мира – пуховым одеялом.
Растерянность пробежала по миловидным чертам молодой госпожи.
Мужчина понял, что переборщил, был слишком груб с этим аленьким цветочком, поэтому попытался исправить положение легкой улыбкой и кивком. Мол, извините, мамзель, не приучен к женским ласкам, тем более к благосклонности замужней элитки на сносях.
– Перед затмением Каира. В самую темную пору, – пролепетала Кожун, почти успокоившись при виде улыбчивого красавца с точеными скулами.
– Примерно с месяц назад, – посчитал гость и хмыкнул.
Встав, он принялся мерить просторную спальню размашистыми шагами и чесать подбородок. Выходило ровно тридцать пять. Конечно, ему эти числа были без надобности, но напустить загадочности на процесс измышлений в обители Ласийского владыки не мешало.
– Выйдем-ка, князь, – бросил он и выскользнул из покоев прежде, чем тот смог ответить.
Беспокойство за женщину росло с каждой минутой. До родов оставалось не меньше одного новолуния, а княгиня была настолько плоха, что едва передвигала ноги и совсем перестала питаться.
За месяц дойти до такого? Довольно трудно. Видать, демон или еще какая тварь, поселившаяся в доме, отличалась недюжинными способностями или сумела перехитрить ловушки из амулетов, которыми обыкновенно снабжают придворных феодалов магики и ойуны.
– Кам, заклинаю тебя небесными покровителями: спаси ребенка! Я знаю, чудище пришло за ним! – стоном разлетелись слова Кожун, когда гость уже стоял в уютной темноте длинного коридора.
Кам промолчал.
Из спальни послышалось шарканье и князь медленно, по-бегемотьи, выдвинулся за новым знакомым. Хлопнув дверью, хозяин указал в боковую галерею.
– Жена не в себе. Пройдем в мою библиотеку.
Мужчина согласно кивнул и пристально всмотрелся в черты лица правителя Ласии. Бледная кожа с оливковым отливом едва проглядывала сквозь рыжую щетину бороды, расползшуюся по щекам почти до нижних век. Бледно-голубые глаза блестели влагой, а на узких губах отпечатались скорбь и плохо скрываемая ярость.
Сделав пару поворотов по коридорам с малахитовыми стенами и высокими, узкими окнами, он подошли к двери из лакированного дуба.
– Прошу, – пригласил Филипп гостя и толкнул тяжелую створку. Раздался неприятный скрип и дверь медленно открылась. За ней показалась небрежно расставленная мебель из черного камня, карта на противоположной стене и несколько стопок потертой временем и потными руками чиновников бумаги.
Кабинет, иначе место, где прятался от народа властитель, не назовешь, отличался аскетичностью и мрачной атмосферой средневекового жилища.
Князь сел на бархатные подушки несдвигаемого кресла, подвинул документы на край стола, чтобы видеть собеседника. Гость расположился на диване. Раздался звук колокольчика и спустя секунду в комнату вошли две дамы в алых чепчиках, которыми, видимо, награждали при дворе Ласии всех прислужниц слабого пола.
Зашуршали муслиновые юбки. Дамы поставили подносы с рюмками, наполненными зеленым варевом, на край стола и удалились. Горьковатый аромат кофе разлился в пространстве, заставив незнакомца пару раз сглотнуть слюну.
Собрав волю в кулак, чтобы не накинуться на питье раньше князя и тем самым не обидеть его, молодой человек деловито произнес:
– Вы вызвали меня, чтоб распознать и искоренить зло. Неужели, князь? Ведь сами знаете, ЧТО это. Кто вам мстит.
Филипп молчал. Он старался скрыть удивление после нежданных слов, но эмоции прорвалась сквозь плотину воспитания и разлилась бурным потоком по каждому мускулу тела и лица феодала.
Скривившись, словно от зубной боли, он ударил кулаком по столу и со свистом выдохнул.
– Умен ты, шаман, смекалист. Не ведаю, каков в деле, но людской род читаешь славно. Да. Есть мыслишки, с чего все началось. Больно признавать: причиной недуга стала история моего рождения. Что есть, то есть.
Мать-княгиня родила меня в смутные времена. На трон сел отец нынешнего правителя Самыла, а заодно и мой двоюродный дядька, Кафун. Палач протеста в три тысячи голов, он казнил любого, кто косо смотрел на него или имел хоть каплю имперской крови.
Поговаривают, что матушка не раз наведывалась в его покои и просила пощады для своего будущего отпрыска, клялась в преданности моему папаше.
Так вот… Помимо меня, из лона княгини вышли еще двое. Брат – близнец и сестренка. И все бы хорошо, только роженицу обуял страх, что на троих Кафун не согласится, тем паче, власть в княжестве должна принадлежать одному мужчине. Тому, кто старше.
Филипп остановился, взглянул на кама из-под густых бровей.
– Понимаешь, к чему я веду?
Мужчина в маске скрестил пальцы на животе, задумчиво кивнул.
– Чтобы избавить Ласию от распрей, она убивает младшего.