Путь Кассандры, или Приключения с макаронами

– Видишь ли, какая проблема… За один раз джип и мобиль могут перевезти только часть сестер. Значит, ехать придется так: мы с матерью Евдокией сажаем в джип и в мобиль столько монахинь, сколько поместится, и везем их вперед до какого-нибудь укромного места. Там их прячем и возвращаемся за новой партией. Я думаю, недели за две мы таким образом эвакуируем всю обитель в Пиренеи, к матери Ольге, а потом я на твоем джипе за один день обернусь с обратной дорогой. Две недели тебе придется тут одной оставаться. Выдержишь?

– Выдержу, наверно… Все равно ведь другого выхода нет – надо выдержать. А матушка знает, что я останусь вас прикрывать?

– Нет, конечно! Разве она тебя оставит? Она ж тебя за малого ребенка держит.

– Гм… А как же без благословения-то, дядя Леша? Ай-яй-яй!

– Я сам тебя благословлю. А вернусь – подарю тебе лучшую мою удочку.

– А спиннинг подаришь?

– Сиди тут, сейчас принесу! Я его, правда, уже в прицеп уложил…

– Да не надо, дядя Леша, я пошутила. Я все равно опять запутаю и порву леску. Тебе он нужнее – будешь сестрам рыбку ловить. Когда вы хотите выезжать?

– В три часа ночи, как только начнется отлив. Сначала, пока вода будет еще высоко стоять, я на тракторе отвезу прицеп, а уж потом сяду за руль джипа и начну вывозить монахинь. Не знаю, удастся ли еще с тобой поговорить перед выездом. Значит, ты поняла – жди меня примерно через две недели. Тогда я вернусь на джипе и с мобилем на прицепе. Отдам тебе джип, проведу тебя через подводную дорогу, провожу немного, а потом на мобиле вернусь к монахиням. Как тебе такой план? Согласна?

– А куда же я денусь? Так значит, я одна должна буду тут «функционировать» за целый монастырь? Ничего себе! Ладно, зажигать свечи и звонить в колокол я сумею, лишь бы молиться не пришлось. Ну что ж, благослови меня, дядя Леша!

– Бог благословит!

Повеселевший дядя ушел, а я так и осталась сидеть на парапете. Ну и дела! Ну и приключение!

В полночь зазвонил колокол. Из дома вышли монахини с зажженными свечами в руках и длинной вереницей потянулись к храму. Они пели про Жениха, который грядет «в полунощи» и одних застанет бдящими, а других – неунывающими. Я решила, что и мне не следует унывать и тоже пошла в церковь.

Служба была грустная и тянулась без конца. Много пели, но еще больше читали. Так прошло несколько долгих ночных часов, а потом вдоль стасидий прошла мать Евдокия и тронула за плечо одну за другой несколько старых монахинь. Они стали выходить на середину храма и кланяться в землю сначала в сторону алтаря, потом матушке, снова ставшей на свое игуменское место, а потом всем сестрам и матерям. Все кланялись им в ответ поясным поклоном и я тоже. Я-то знала, что скорее всего больше никогда их не увижу. Потом они одна за другой подходили к матушке, и та вручала каждой небольшую икону; так, с иконами в руках, тихо плача, старушки монахини побрели из храма… Скитаться пошли…

Ко мне подошла Лара.

– Вы не раздумали оставаться в обители? – шепотом спросила она. – Я поеду с последней машиной – у вас еще есть время изменить свое решение. Тогда я останусь в обители, я ведь давно к этому готовилась.

Я только помотала головой.

Примерно через час в церкви появился дядя Леша. Он подошел к игуменье, склонился к ней, что-то тихо сказал и тотчас же вышел вон. Матушка Руфина снова тихо обошла церковь, и вот уже другие монахини, на этот раз пожилые, вышли из стасидий на середину храма и стали класть земные прощальные поклоны. С ними уходили мать Лариса, мать Алония, мать Анна… Не будет мне теперь больше ни сладкой грязноватой морковочки с грядки, ни соленого огурчика из банки, и никто не поиграет мне на скрипке… И куда же они уходят, такие смешные, святые и беспомощные!

Служба продолжалась, а монахини все уходили и уходили небольшими группами. Ушли с клироса певчие, ушла сестра Дарья и самая младшая из послушниц – сестра Васса. Потом из алтаря вышел отец Александр, а матушка сошла со своего игуменского места. Они поклонились друг другу и мне с матерью Евдокией – кроме нас, в храме уже никого не оставалось. Мы поклонились в ответ. Матушка и отец Александр вышли, а мать Евдокия начала обходить храм и гасить свечи.

– Давайте мне ключ, мать Евдокия, я потушу свечи и запру храм, – сказала я, подходя к ней, – а вы идите к машине. Вы ведь едете на мобишке?

– Спаси Господи, – ответила она, подавая мне ключ. – Да, я везу матушку и отца Александра со святынями из алтаря. Пойду их усаживать.

Мне очень хотелось проститься с нею по-настоящему, но я не знала, как это сделать, чтобы не вызывать подозрения. Я просто взяла ключ и стала не спеша тушить свечи.

Подошел дядя Леша.

– Ты готова?

– Да.

– Ну, оставайся с Богом, – он протянул мне руку, и пришлось мне пожать ее. – Ты сейчас особенно не высовывайся: сестры будут думать, что ты села в мобиль к матушке, а матушка – что ты едешь в джипе. Потом я начну перевозить их группами от одного укромного места до другого, так что вся обитель вместе соберется только у матери Ольги. Ну там уж придется мне каяться игуменье! А в дороге никто твоей пропажи и не заметит, не до тебя будет.

– Понятно…