Путь королей

Это походило на улыбающееся лицо — лицо из белых полос в камне. Кэл против собственной воли улыбнулся, хотя все быстро исчезло. Камень не мог подсказать, как быть.

К несчастью, хоть Кэл много времени потратил на размышления, проблема осталась нерешенной. Он не был уверен, что хочет быть лекарем, и внезапно ощутил, как жизнь давит на него, вынуждая подчиниться.

Но ведь в тот миг, когда Кэл держал посох, внутри его звучала песня! И только это воспоминание было сейчас четким и ясным в этом запутанном мире.

17

Кроваво-красный закат

Могу ли я быть откровенным? Ты однажды спросил, отчего я такой встревоженный. Вот в чем причина.

— Какой же он старый, — потрясенно сказала Сил, порхая вокруг аптекаря. — Очень-очень старый. Я и не знала, что люди могут быть такими старыми. Уверен, что он не спрен разложения в человеческом обличье?

Каладин улыбнулся, а аптекарь в темной мантии заковылял к нему, опираясь на трость и даже не догадываясь о присутствии невидимого спрена ветра. На кончике его носа сидели толстые очки, а морщин было не меньше, чем расщелин на Расколотых равнинах, и они как будто сплетались в узоры вокруг его глубоко посаженных глаз.

Отец Каладина рассказывал ему про аптекарей — людей, что были кем-то средним между травниками и лекарями. Простолюдины относились к целительским искусствам с суеверным страхом, и аптекари напускали на себя таинственный вид. Деревянные стены лавки были задрапированы тканями с охранными глифами, превращенными в загадочные узоры, а за прилавком высились полки с рядами банок. В дальнем углу висел полный человеческий скелет, скрепленный проволокой. Комнату без окон освещали связки гранатовых сфер по углам.

И все же местечко выглядело чистым и аккуратным. Здесь пахло стерильностью, как в хирургической комнате отца Каладина.

— О юный мостовик. — Коротышка-аптекарь поправил очки и шагнул вперед, приглаживая бороду, похожую на белый дымок. — Пришел за амулетом от опасности, видимо? Или твое внимание привлекла молодая прачка? У меня есть зелье, которое можно добавить ей в питье, и тогда она посмотрит на тебя с симпатией.

Каладин вскинул бровь.

Сил, однако, потрясенно открыла рот:

— Каладин, надо дать такое Газу. Вот бы он стал к тебе получше относиться.

«Сомневаюсь, что речь об этом», — подумал юноша с улыбкой.

— Ну что, юный мостовик? — спросил аптекарь. — Может, желаешь амулет от зла?

Отец Каладина рассказывал об этом. Многие аптекари продавали так называемые любовные амулеты или зелья, что якобы излечивают любые недуги. В них не было ничего, кроме сахара и щепотки обычных трав, способных вызвать легкую тревогу или сонливость, в зависимости от требуемого эффекта. Полная чушь. Впрочем, мать Каладина изрядно тратилась на охранные глифы. Его отец часто выражал недовольство тем, как упрямо она следует этим суевериям.

— Мне нужны бинты, — сказал Каладин. — И фляжка листерового масла или сока шишкотравника. Также игла и жилы для шитья, если у вас есть.

Аптекарь удивленно воззрился на него.

— Я сын лекаря, — признался Каладин. — Отец сам меня учил. А его наставником был человек, который обучался в Великом собрании Харбранта.

— А-а, понятно. — Аптекарь выпрямился, отложил трость и отряхнул мантию. — Бинты, значит? И что-нибудь для обеззараживания? Давай-ка посмотрим… — Он скрылся за прилавком.

Каладин моргнул. Возраст этого человека не изменился, но он вдруг перестал казаться таким хрупким. Ступал тверже, а говорил обычным голосом, не хриплым шепотом. Аптекарь что-то искал среди бутылок, бормоча себе под нос названия на ярлыках.

— Ты бы мог просто пойти в зал лекарей. Там намного дешевле.

— Не для мостовика. — Каладин скривился: его уже оттуда прогнали — хранившиеся там запасы предназначались для настоящих солдат.

— Понятно, — сказал аптекарь и, поставив бутылочку на прилавок, наклонился и начал что-то искать в одном из выдвижных ящиков.

Сил подлетела к Каладину:

— Каждый раз, когда он сгибается, я пугаюсь — не сломался бы, точно щепка.

Она и впрямь привыкала к отвлеченным понятиям, причем с потрясающей скоростью.

«Я знаю, что такое смерть…»

Каладин все еще не определился, стоит ли ее из-за этого жалеть.

Он взял бутылочку, вытащил пробку, принюхался и скривился от вони:

— Лармиковая слизь? Она и близко не сравнится с теми двумя средствами, о которых я спрашивал.

— Зато намного дешевле, — возразил аптекарь, поставив на прилавок большой ящик. Он поднял крышку — внутри лежали стерильные белые бинты. — А ты, как нам уже известно, мостовик.

— И сколько же стоит слизь?

Его это тревожило; отец никогда не говорил, столько стоят расходные материалы.

— Две кровьмарки за бутылку.

— Это называется «дешевле»?!

— Листеровое масло стоит две сапфировые марки.

— А сок шишкотравника? — спросил Каладин. — Я видел его стебли у самой границы лагеря! Его уж точно не назовешь слишком редким.

— А знаешь ли ты, сколько сока можно добыть из одного растения? — парировал аптекарь, ткнув в него пальцем.