— Я считал, что тебе нравится учиться.
— Я тоже так считала. А потом в мою жизнь ворвалась Ясна Холин и доказала, что даже что-нибудь приятное может сделаться скучным.
— Понимаю. Значит, она суровая наставница?
— Вообще-то, нет. Просто я склонна гиперболизировать.
— А я нет. Не люблю извращения.
— Кабзал!
— Извини, — сказал он, а потом посмотрел вверх и повторил: — Извини.
— Уверена, потолок тебя простит. Но чтобы привлечь внимание Всемогущего, придется вознести молитву.
— Я в любом случае задолжал Ему парочку. Так о чем мы говорили?
— О том, что светлость Ясна никакая не суровая хозяйка! Она на самом деле такая, как о ней говорят. Блестящая, красивая, загадочная. Мне повезло, что я ее ученица.
Кабзал кивнул:
— Говорят, принцесса безукоризненна во всем, кроме одной вещи.
— Ты намекаешь на то, что она еретичка?
Жрец снова кивнул.
— Мне с ней не так трудно, как может показаться, — сказала Шаллан. — Ясна редко озвучивает свои убеждения, если ее об этом не просят.
— Значит, она их стыдится.
— Мне так не кажется. Она просто тактична.
Кабзал устремил на Шаллан пристальный взгляд.
— Не переживай. Ясна не пыталась убедить меня отказаться от религии.
Кабзал подался вперед, лицо его помрачнело. Он был старше Шаллан — лет двадцати пяти, уверенный в себе и убежденный. Под строгим надзором отца ей не удавалось общаться с мужчинами примерно того же возраста, так что он был первым.
Но Кабзал — ревнитель. Значит, ничего не получится. Или получится?
— Шаллан, — мягко произнес Кабзал, — разве ты не видишь, что у нас… у меня… есть повод для тревог? Светлость Ясна — могущественная и обаятельная женщина. Нельзя не предположить, что ее идеи окажутся заразными.
— Заразными? Ты вроде меня сравнил с болезнью, а не ее.
— Я такого никогда не говорил!
— Нет, но я притворяюсь, что говорил. А это практически одно и то же.
Он нахмурился:
— Светлость Шаллан, ревнители беспокоятся о тебе. Души детей Всемогущего находятся на нашем попечении. Ясне уже случалось портить тех, с кем она общалась более тесно.
— Правда? — заинтересовалась Шаллан. — Других учениц?
— Сейчас неподходящий момент для этого.
— Можем выбрать другой момент.
— Я тверд в своем решении ничего не рассказывать.
— Но написать-то можешь?
— Светлость… — начал он и умолк, страдальчески морщась.
— Ладно, — согласилась она со вздохом. — Заверяю тебя, моя душа чувствует себя прекрасно и не страдает никакими заразными болезнями.
Он расслабился и отрезал еще один ломоть хлеба. Девушка вдруг поняла, что снова его разглядывает, и рассердилась на себя за такие глупости. Скоро ей предстоит вернуться к семье, а он ее навещает только по причинам, связанным с Призванием. Но ей на самом деле нравилось его общество. Кабзал — единственный человек здесь, в Харбранте, с которым можно просто поболтать. И он был красивым; его простая одежда и бритая голова только подчеркивали волевые черты лица. По обычаю молодых ревнителей он носил аккуратно подстриженную бородку. Говорил красиво и был очень начитанным.
— Ну, раз ты уверена по поводу своей души, — произнес Кабзал, снова обращая на нее взгляд, — то, быть может, наш орден тебя заинтересует.
— Я уже выбрала один. Орден чистоты.
— Но он не подходит для ученого. Ревнители там отстаивают Славу, которая ничего общего не имеет с твоими занятиями или твоим искусством.
— Не обязательно выбирать обитель, связанную с Призванием.
— Однако если они совпадают, это очень хорошо.
Шаллан сдержала гримасу. Орден чистоты уделял все внимание, как нетрудно было догадаться, честности и благости, свойственным Всемогущему. Ревнители из этого ордена понятия не имели, как быть с ее увлеченностью искусством. Они вечно требовали, чтобы она рисовала только то, что им казалось «чистым». Статуи Вестников, изображения Двойного глаза…
Разумеется, орден для нее выбрал отец.
— Я просто сомневаюсь, что твой выбор был осознанным, — сказал Кабзал. — И ведь смену орденов не запрещают.
— Да, но разве вербовку не осуждают? Ревнители не борются за прихожан?
— Еще как осуждают. Это прискорбная практика.
— Но ты все равно этим занимаешься?
— Я еще временами сквернословлю.
— Не замечала. Кабзал, ты очень необычный ревнитель.
— Ты не поверишь, но мы вовсе не такие набитые дураки, как принято считать. Кроме, наверное, брата Хабсанта, который все сидит да смотрит на нас. — Кабзал помедлил. — Хм, а Хабсант, похоже, и впрямь набитый. Я ни разу не видел, чтобы он хоть пошелохнулся…
— Мы отвлеклись. Ты ведь пытаешься завербовать меня в свой орден?
— Да. И это вовсе не что-то из ряда вон выходящее. Все этим занимаются. Мы усиленно хмуримся друг на друга в связи с таким глубоко неэтичным поведением. — Он опять наклонился к ней и сделался серьезнее. — В моем ордене сравнительно немного членов, поскольку мы нечасто появляемся на публике. И потому, когда люди приходят в Паланеум в поисках знаний, мы считаем своим долгом их просветить.
— И завербовать.