— Как еще назвать то, что я вернулся, чтобы увидеть, как вы все умрете? Лучше бы я умер во время той бури. Теперь меня просто подстрелит какой-нибудь лучник-паршенди. Как и всех нас.
Камень забеспокоился. Когда Каладин не захотел продолжать разговор, он отстал. Они все шли и шли, ежась при виде отметин ущельных демонов на стенах. В конце концов они набрели на тела, которые Великие бури свалили большой грудой. Каладин остановился, поднял факел, остальные собрались вокруг него. В тупик неглубокой расселины занесло где-то пятьдесят тел.
Они лежали там друг на друге, стеной из мертвецов, из которой свешивались руки, торчали палки и прочий мусор. Каладину хватило взгляда, чтобы понять: тела достаточно старые и уже начали вздуваться и разлагаться. Позади кого-то вырвало, и он спровоцировал еще нескольких на то же самое. Вонь была ужасная; кремлецы и падальщики побольше рвали и грызли трупы, но свет заставил их броситься врассыпную. Неподалеку лежала оторванная рука, от нее уводил кровавый след. Также виднелись свежие царапины на лишайнике, футах в пятнадцати от пола. Ущельный демон выдрал себе одно из тел и уволок, чтобы сожрать. Он мог вернуться за остальными.
Каладина не вырвало. Он воткнул свой наполовину сгоревший факел между двумя большими камнями и принялся за дело, вытаскивая трупы один за другим. По крайней мере, они еще не до такой степени сгнили, чтобы разваливаться на части. Мостовики медленно подтянулись и стали помогать. Каладин позволил себе отрешиться от происходящего, перестать думать.
Вытащив все трупы, мостовики разложили их в линию. Потом начали стаскивать доспехи, обыскивать карманы, снимать ножи с поясов. Парень предоставил другим собирать копья и работал поодаль сам по себе.
Тефт присел рядом с Каладином и перевернул труп, чья голова разбилась при падении. Начал расстегивать ремни на нагруднике погибшего.
— Поговорим?
Каладин промолчал. Он продолжал трудиться. «Не думай о будущем. Не думай о том, что будет. Выживай. Не тревожься, но и не отчаивайся. Просто будь».
— Каладин.
Он поежился. Голос Тефта был словно нож, которым вскрывают панцирь.
— Если бы я хотел поговорить, — проворчал Каладин, — разве ушел бы в сторону от всех?
— Это верно. — Тефт наконец-то расстегнул ремень нагрудника. — Они переживают. Все хотят знать, что мы будем делать дальше.
Каладин вздохнул, потом встал и повернулся к мостовикам:
— Я не знаю, что делать! Если мы попытаемся защитить самих себя, Садеас нас накажет! Мы приманка, и мы умрем. Я ничего не могу с этим поделать! Это безнадежно.
Мостовики потрясенно уставились на него.
Каладин отвернулся от них и, присев рядом с Тефтом, снова принялся за работу.
— Ну вот, — сказал он, — я все им объяснил.
— Дурак, — тихо проговорил Тефт. — Ты столько всего сделал и теперь бросаешь нас?
Поодаль мостовики вернулись к работе. Каладин краем уха слышал их ворчание.
— Вот ублюдок, — бурчал Моаш. — Я же говорил, что этим закончится.
— Бросаю вас? — прошипел Каладин. «Просто оставь меня в покое. Дай мне снова впасть в апатию. По крайней мере, она спасает от боли». — Тефт, я часы напролет пытался разыскать выход, но его нет! Садеас хочет, чтобы мы умерли. Светлоглазые получают то, что хотят, — так устроен мир.
— И что?
Каладин, не обращая на него внимания, вернулся к работе — нужно было стащить сапог с ноги солдата, чья малая берцовая кость, похоже, сломалась в трех местах. Из-за этого сапог никак не хотел сниматься.
— Ну ладно, возможно, мы и умрем, — согласился Тефт. — Но быть может, дело не в выживании.
Почему из всех мостовиков именно Тефт пытался его подбодрить?
— Если наша цель — не выживание, Тефт, то что тогда?
Каладину наконец-то удалось снять сапог. Он повернулся к следующему на очереди трупу и застыл.
Это был мостовик. Каладин его не узнал, но жилетка и сандалии говорили сами за себя. Он лежал у стены, безвольно раскинув руки, рот его был приоткрыт, глаза впали. С одной ладони кожа была содрана и болталась, точно лоскут.
— Не знаю я, какая у нас цель, — проворчал Тефт. — Но мне противна сама мысль о том, чтобы сдаться. Надо продолжать борьбу. До тех пор, пока стрелы не разыщут нас. Ты ведь сам знаешь — путь прежде цели.
— Это еще что такое?
— Да так. — Тефт быстро отвел глаза. — Слышал как-то раз.
— Так говорили Сияющие отступники, — заметил проходивший мимо Сигзил.
Каладин посмотрел на него. Тихий азирец положил щит на груду трофеев. Потом глянул вверх. Его коричневая кожа казалась черной в свете факела.
— Это был их девиз. Точнее, часть девиза. Жизнь прежде смерти. Сила прежде слабости. Путь прежде цели.
— Сияющие отступники? — спросил Шрам, с целой охапкой ботинок. — И кого угораздило их помянуть?
— Тефта, — буркнул Моаш.
— Вот еще! Я просто повторил то, что однажды слышал.
— А что это вообще значит? — спросил Данни.
— Я же сказал, что не знаю! — рявкнул Тефт.
— Предполагается, это был один из их символов веры, — объяснил Сигзил. — В Йулае много тех, кто не забыл о Сияющих. И хотят, чтобы те вернулись.